(она смотрела ясными серыми глазами, невинная девочка). Ты лучший мужчина на свете, и такой несчастный, я столько плакала, ужас, сначала Ксюша, а теперь…

Артем уже сам начинал ей верить, что за… но Ставер ответил:

— Все это хорошо. Я тебя в общем-то из-за Федьки и не виню. Было и прошло, сам не ангел. Есть еще вопросы.

— Ты про других мужчин? Клянусь…

— Нет, про женщин. Ты хотела убить мою жену и дочь. — то был не вопрос, а утверждение. И Лилия поняла верно.

— Ты бредишь? Дорогой, что ты несе…

— Я нашел твои ведьмачьи игрушки, и твои фото у Федора, даже нашел и осмотрел машину. Хватит, милая. Я не прокурор. И сдавать тебя я не буду. Я сам с тобой разберусь, а то ведь неважно ты меня знаешь. Ребята, берите ее.

Он шагнул в сторону, изображение качнулось, его на миг закрыла широкая спина в кожаной куртке.

Артем было подумал, Лилия упадет на колени, как Миледи, будет умолять… ага, какое.

Она голубой молнией метнулась к застекленному шкафчику в прихожей, рукой разбила стекло и выхватила с полки что-то круглое, темно-красное. с чайную чашку Размахнувшись, швырнула предмет об пол.

Полыхнуло бледно-сиреневым огнем, по ушам ударил не звон, скорее лязг и визг, будто циркулярка сошла с ума, камера качнулась и стала падать. В ее взгляд еще попал сползающий по стене бодигард с запрокинутой головой, из носа и рта течет алое, кто-то захрипел, замычал, как от боли.

Лилия выскочила на улицу.

Артем увидел, как к ней рванулись двое оставшихся парней.

Она взмахнула руками как крыльями, прокричала что-то гортанно, и здоровенные молодцы рухнули на траву, забились в конвульсиях, Аретм видел когда-то эпилептический припадок, точь в точь.

Ведьма запрыгнула за руль. секунда — мотор взревел, вспыхнули белые ходовые огни, Ниссан рванул, оттолкнул со скрежетом перекрывший ему дорогу седан, и вылетел за ворота.

— Moun fou![23] — рявкнул в его ухо бас, — за ней, гони за ней!

Ниссан свернул на дорогу, выводящую к загородному шоссе.

Артем только ключ повернул, мотор завыл и застонал, как когда-то на равнинах ада.

— Вести тут не могу, а лошадей тебе добавлю, вперед! — лоа оскалился и катафалк затрубил клаксоном сам по себе, как разъяренный слон: "фааа-уууу"! Приборный щиток налился красным огнем.

Рывок — Артем едва удержал руль, так быстро Кадиллак еще в его руках не ездил.

Белый кролик миновал последние коттеджи, и полетел к началу серпантина, выводящего на прямую спасительную трассу. Черная гончая неслась за ним. Если кто-то видел их, пожалуй, закрестился бы и атеист: четыре фары катафалка горели кровавым огнем, из-под заднего бампера вылетали огненные плевки выхлопа, вонявшего серой.

Катафалк был куда тяжелее полупластмассового одноразового внедорожника, тяжелая рама одна весила как малолитражка. Но против ста пятидесяти японских лошадей, придушенных вредителями-экологами, были уже не триста с лишним американских мустангов, проклятые души бились и сгорали в его огромных цилиндрах.

И все же стоило ведьме свернуть на серпантин, полный привод и лучшая маневренность дали бы ей отличный шанс. Артем понял, увидев знак "крутой поворот".

Он вдавил газ еще, катафалк наддал, теперь он несся, едва касаясь асфальта колесами, опасно кренясь на широкой дуге.

— На тараан! — заорал Артем в лютом азарте камикадзе, идущего в последнюю атаку.

По встречной проскочил перепуганный грузовичок, мгновенно остался позади, но не столь опытная ведьма дернула рулем, Кашкай чуть вильнул круглым задом, сбросил скорость.

Бампер катафалка сияющим мечом детройтской стали вспорол пластик и тонкий металл современного автомобиля.

От удара Ниссан развернуло, он словно кролик, подпрыгнул и полетел в придорожный кювет. Удар, звон, лязг и скрежет. Внедорожник опрокинулся на правый бок, вертя всеми колесами, похожий на перевернутого жука.

Кадиллак развернуло, кто-то могучий помог Артему надавить широченную тормозную педаль, шины завизжали, зад занесло, задний бампер со звоном ударился об асфальт, стесывая хром… но катафалк встал. Погасли кровавые огни в фарах, засвистел клапаном перегретый радиатор.

Артем ударился таки о руль, так что от боли свело живот и потемнело в глазах. Но адреналин действовал. Он распахнул дверь, прохромал к опрокинутому Кашкаю. Ах да, да, дернул ручку тяжелой задней двери. Аппарель с черным лакированным гробом выкатилась сама, он к ней не притрагивался. "Спасибо, лоа" подумал он. Под ребрами резало и пекло, точно в живот тыкали паяльником.

Водительская дверь Кашкая открылась. Подушки сработали, Артем видел их белые пятна за тонировкой стекол. Ведьма успела пристегнуть ремень. Теперь она выбиралась из машины, костюм на груди полурасстегнут и запачкан кровью из носа, но в остальномживая и опасная.

Лилия спрыгнула со своей машины и скривилась, похоже, ушиблась тоже. Подняла на него стальные глаза. Уже не прелестные, страшные.

— Какого дьявола, — пробормотала она, пошатываясь, — ты кто такой, пи…ц, откуда взялся с таким древним уродом? Мало мне остальных мудаков, мало на тот свет спровадила, вы все лезете и лезете. Ты тоже от бандита? Ох, жалко, не навела я грызь в брюхо его понтовой суке дочке. Пожалела, уморила быстро. Миилый… неужели ты меня тут пришибешь? Беззащитную женщину? Ты же не такой парень. Я тебя вижу, благородный рыцарь. Помоги мне, дай руку, а? Поедем в больницу. Я тебе помогу, боль сниму, ладно? Уберем этого старого козла. Знаешь, мы с тобой таких еще дел наворотим, а уж как я любить умею.

Она сладострастно облизнула губы, слизывая кровь. Распустила волосы, двинула молнию на груди ниже, оголяя пышные белые полушария почти целиком. Артем ощутил головокружение. Теперь его тянуло к ней, тянуло словно примагничивая. Обнять ее и не отпускать, целуя, сжать ее талию. Что за…

Он вспомнил белый гроб, подвенечное платье и розы, мраморное лицо Ангелы, обреченной на смерть этой сукой.

— А пошла ты на х… — выплюнул и ощутил во рту кровавый привкус.

Вытащил левой рукой из кармана куколку в бинте, заранее пропитанном бензином, нацеженным из бака катафалка. Правой — зажигалку Картье. Щелчок. Бледный язычок пламени. Она увидела и поняла. Приоткрыла рот, вытянула руку со скрюченными пальцами, то ли защищаясь, то ли отобрать. Теперь никакой прелести в ее лице Артем не видел, только страх и ненависть.

Голубоватое пламя коснулось его руки, охватило бинт, обугливая куколку. Обожгло сквозь перчатку, резануло болью. Но он удержал руку, громко произнося:

— Nan non Baron Samdi, mwen retounen ba ou sa ki te pran dapre volonte ou pou mal![24]

Боль стал нестерпимой, но куколка уже горела, рассыпаясь угольками, и он бросил ее под ноги.

Ведьму скрючило, она прижала руки к животу, упала на колени.