- Вы так смотрите на меня, гражданин майор, - первым подал голос Капустин. - Всё в порядке, жалоб и пожеланий нет. Чувствую себя сносно, бежать не собираюсь, примерять на себя роль Ивана Сусанина тоже нет расположения.

- Да я в курсе. Вы раскаялись, признали свою вину и теперь готовы искупить её кровью. Но я бы предпочёл мозгами, Вадим Евгеньевич.

- Именно это я и делаю, гражданин майор. Восстанавливаю в памяти ориентиры, пытаюсь понять какой дорогой пойдут немцы. К сожалению я работал не в этом районе, наши шахты и рудники располагались южнее и западнее, немцы ухитрились упасть именно там, где нет предприятий и населённых пунктов. Пока всё происходит правильно, не думаю, что они будут выставлять заслоны и кордоны.

- Насколько мы от них отстаём по вашим ощущениям?

- По моим ощущениям выходит, что мы их скоро нагоним. Головному дозору стоит смотреть во все глаза и реже выходить на открытые участки. Немцы теряют много времени на привалах, значительно больше чем мы. Фон Шломберг и люди из его окружения не такие уж любители ходьбы по пересечённой местности. Не думаю, что они когда-то этим занимались. Шломберг и Хрусталев уже в годах, подобное упражнение на выносливость не для них. Вы смотрите на меня, как следователь на допросе, гражданин майор. Вас интересуют генезис моего грехопадения?

- То есть вы признаёте, что предали свою родину?

- Это глупо отрицать. Всё же лелею надежду, что я предал не страну, а государство, во главе которой вас стоит коммунистическая партия, имеющая мало общего с любовью к народу, а все нити управления ведут к одному человеку, судить достоинства, недостатки которого я не собираюсь, но вынужден признать, что ценой жизни многих миллионов собственных граждан он эту войну всё таки закончил в свою пользу.

- Вы считаете, что предать государство и страну разные вещи? Не попахивает ли это демагогией, Вадим Евгеньевич? Вы убивали граждан СССР, одетых в военную форму, совокупность которых и называется страной, невзлюбили Отечество. Оно вас обидело? Меня это мало интересует, но за вас спросили во фронтовом управлении контрразведки, именно от вас, как ни крути, зависит успех нашего похода. Поэтому я хотел бы это знать, повторю мне безразлично почему вы перешли на нашу сторону: связано ли это с совестью или жизнью ваших близких, оказавшихся под колпаком у органов или с каким-то другими причинами.

- Всё очень сложно, гражданин майор, - голос предателя стал каким-то угасающим. - Проще всего обвинить человека во всех грехах, особенно если это делают те, кто сам не безгрешен. Простите, речь не о вас. В тридцать девятом году я получил звание майора, служил в Приморье, был заместителем начальника штаба отдельного краснознамённого полка, отличившегося на Халхин-Голе, мы воевали, защищали родину, пусть на дальних рубежах, но какая разница - полк был образцовым. В один прекрасный день арестовали практически всё командование, в штабе остались только несколько человек. Объяснить причины ареста мне бы не хотелось, вы сами знаете, что тогда происходило и по каким вздорным обвинениям попадали за решётку кадровые командиры, преданные стране.

- Я рекомендовал бы вам быть осторожнее в высказываниях, Вадим Евгеньевич.

- Нас никто не слышит, - заявил Капустин.

- А вы производите впечатление умного человека, просто привыкли всё держать в себе.

- Со мной уже кончено, меня не надо ни о чём предупреждать. А от командно-начальствующего состава полка уцелели четверо, в том числе и я. Все остальные двадцать человек - сплошь антисоветская плесень и заговорщики. Знаете почему нас не взяли? Следователь НКВД прозрачно намекнул. Незадолго до этого были учения, полк провёл их блестяще, на полигоне присутствовал корреспондент «Красной Звезды», прибывший из столицы. Все четверо дали интервью по указанию комполка, всё стандартно, в лучших традициях советской прессы. В статье были указаны наши реальные звания, должности и фамилии, эдакий бравурный репортаж во славу Красной армии. Дальше, понимаете, не захотели с нами связываться, слишком уж это утомительно. Репортаж центральной прессы о врагах, которых выставили героями. Придётся шерстить всю издательскую цепочку, вплоть до главного редактора, у которого свои люди в руководстве партии. В общем решили не разматывать клубок, к тому же, проводить чистку в главном рупоре вооружённых сил пока команды не было. Все кто дал интервью остались на постах и даже поднялись. В дальнейшем репрессии лично меня не коснулись, пострадали многие друзья, товарищи, хорошие знакомые, заслуженные командиры Красной армии, просто пропали бесследно. На Дону летом сорок второго я командовал батальоном. Комполка, лично расстрелял связистов, которые не успели протянуть кабель, причём по уважительной причине, поскольку отражали атаку диверсантов, прорвавшихся в наш тыл. Заградительные отряды десятками расстреливали отступающих бойцов. А как не отступать? Глупо с голыми руками идти на танки. По немецкой пехоте заградотряд почему-то не стрелял, только по своим. Это безумие было на каждом шагу, какая-то логика отсутствовала напрочь, особые отделы зверствовали без всякого смысла, приказ «Ни шагу назад!» только подлил масла в огонь. От немецких обстрелов мы теряли меньше людей, чем от своих. Наш полк застрял в лесах у станицы Знаменское, от списочного состава осталось треть и снова глупый приказ. Мы могли бы отойти за бекасы, создать укрепрайон по берегу реки и хрен бы немцы прошли. А так весь полк погиб в перелесках у деревни Чистовой, просто так, без всякой нужды, нас просто расстреливали из танков и пулемётов, обидно было до глубины души, отойти на шесть километров и вот вам готовый рубеж, но командиры боялись нарушить приказ Верховного. В итоге потери были чудовищные, немцы шли с такой скоростью, словно им никто и не сопротивлялся. У меня от батальона сорок человек осталось, мы на прорыв пошли, я контузию получил. Когда очнулся, увидел как немецкий очкарик с автоматом на меня пялятся и головой участливо покачивает…

- Дальше можете не рассказывать. Все неравнодушные русские люди в едином порыве стремятся скинуть ярмо большевизма, за шкуру свою тряслись.

- Да что за неё трястись-то, одни боялись, другие вполне прилично воевали за Власова. Нам же объясняли, что мы дерёмся за свободную Россию, а немцы это так, просто, временные союзники.

- Я не услышал ничего нового, - прохладно заметил Брагин. - Всё старо как мир. Хорошо что вы хоть семью не приплели, пресловутую 58 статью. Люди, подобные вам, очень уж любят ссылаться на бесчеловечность советских и следователей, сфабрикованные дела, бездушное отношение властей к простым людям. Вы не знали кто такие нацисты, когда шли к ним в услужение?

- Я прекратил сотрудничество, когда узнал в полной мере. В Варшаве части РОА карательные акции не проводили, только вели боевые действия с мятежниками, прошу прощения, с повстанцами. Мирных жителей уничтожали СС и громилы Каминского из РОА. Что же вам ещё остаётся, Вадим Евгеньевич? Только перекладывать вину на других. Вы хорошо знаете Хрусталева?

- Мы встречались, - уклончиво ответил Капустин. - До перевода в Польшу я почти год служил в Чехословакии. Павел Алексеевич - один из немногих этнических русских, добившихся высокого положения в рейхе. Он вырос за какие-то полгода, получил звание полковника, водил тесное знакомство с Власовым, в плен сдался по собственной инициативе во время боёв под Ржевом, имел договорённость с немецкими диверсантами и привёл в засаду весь штаб отступающей дивизии, за что и получил свою первую награду от нацистского командования. Если вам нужен убеждённый противник советской власти, то это именно он. Не знаю как Павлу Алексеевичу удавалось маскироваться, успешно служить в Красной армии, он обладал ценными сведениями, о структуре советской разведки, засланных агентах, способах ведения разведки. Ущерб причиненные им был колоссален, он обладал талантами, которые подметил Шломберг и взял Хрусталева под свое крыло. Я нисколько не удивлен, что и сейчас он старается вытащить Хрусталева к союзникам, тот особо ценен, знает многое из того, что не ведает сам Шломберг. Например, структуру антисоветского подполья в западной Украине и западной Белоруссии, в чечено-ингушской ССР, в Молдавии, на Кубани. Уж будьте спокойны, Хрусталева союзники обратно не выдадут, будут до последнего делать круглые глаза и вещать о зарвавшихся русских. Хрусталева надо ликвидировать, либо брать в плен. Предпочтительнее, конечно второе.