Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ещё за кликуша? Зачем обзываешься? – Она раздражённо махнула рукой. – Хоть бы спасибо сказал. А то встали, как два барана, будто разряженную бабу впервые увидели. Льда уже как-то гипнотизировала цыганка, браслетами и бубнами звенела…
– Возвращаемся, – резко оборвал её Лёд, видно, окончательно придя в себя.
Он сжал руку Эй и потащил её к поезду, периодически опасливо прислушиваясь. Книга в моих руках хоть и была грязной, но я был приятно удивлён. Оказывается, пока мы гуляли, Эй вернулась и отыскала её, исправив свой гадкий поступок. Я провёл пальцем по влажному корешку и прошептал: «Блажен кто верует, тепло ему на свете»[32].
Наверное, если бы не существовало книг, то и меня бы тоже уже не было.
Тень
Запись двадцать вторая
Сидя на полу, я сортировал книги. После недавней выходки Эй с выбрасыванием книг из поезда я решил аккуратно их упаковать во что-нибудь и убрать в надёжное место. В ближайшее время я хотел отыскать хорошие чемоданы на колёсах или контейнеры, но пока у меня в распоряжении были только старые мешки. Лёд тоже суетился – перебирал остатки съестных запасов, перекладывал хорошие вещи, а также лекарства и всё прочее, нужное для выживания. Эй лежала на лавке, свесив голову с края так, что её волосы мели пол, и смущая меня кошачьим мерцанием глаз. Одно время ко мне в библиотеку повадилась бегать кошка, её бусинки-глазёнки сверкали точь-в-точь как у Эй. Мило и жутковато одновременно. Похоже, она отлично понимала, какой эффект на меня производит, и старалась моргать как можно медленнее. По моей спине поползли ледяными жуками мурашки, и я вздрогнул, услышав её голос.
– Тень.
– Что? – буркнул я, ровняя стопки.
– Почему ты выбрал именно эти книги? В том доме были и другие.
– Полагался на свой вкус.
– Занятные штуки тебе нравятся, – промурлыкала она. – Как там было в твоём Августине: «Господи, дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас…»
– Золотые слова, ко всему подходят, – хохотнул из своего угла Лёд, зачем-то пересчитывая грязный картофель. Хотя, если ему так спокойнее, пусть считает.
– Но вот эта гораздо интереснее, – прошептала Эй, подмигнув мне, и выудила из своей крутки книгу. Видимо, она спасла не только «Августина». Картинно послюнив палец, она раскрыла книгу, а после начала зачитывать вслух:
– Я буду светить. Ради него. Ради своего будущего. Мои руки упёрлись в его широкую грудь, я сняла все заслоны на пути света…
– Зачем ты портишь страницы, – кисло пробормотал я, увидев, загнутый уголок. Я сразу понял, что Эй специально пролистала книгу и, найдя там эротическую сцену, решила меня подразнить. Ну, плохо она меня знает, если думала этим смутить.
– Какие она там сняла заслоны? – Лёд навострил уши и оторвался от картофеля.
– Наверное, как у печки, на пути в жерло пожарища, – пожал я плечами. – Кроме этой главы, в книге есть гораздо более значимые места, но ты, как я и предполагал, способна оценить лишь банальные любови.
Я попал в точку. Эй обиженно села и захлопнула книгу.
– В учебнике по физике и то больше эротизма, – прокомментировал из своего угла Лёд. – Стальной стержень, лампа накаливания, ток, напряжение.
– Какая всё это ненужная хрень. – Эй швырнула в меня книжку, но я ловко поймал.
– Могу выделить тебе бумагу, чтобы ты сама попробовала написать хоть что-то стоящее, – предложил я, бережно укладывая книгу к её собратьям. – Глупо объяснять, как надо писать текст, если сама этого ни разу не делала.
– А вот и нет! Учить, как делать, и уметь делать – вещи не связанные. Мама говорила, раньше были школы, куда обязан был ходить каждый ребёнок. Учителя ни черта не знали и толком ни в чём не разбирались, но это не мешало им с утра до вечера всех поучать. А ученик должен был прилежно слушать весь бред. Пропускать школу было нельзя. Даже если бы её унесло ураганом, следовало отыскать свою парту до начала звонка и…
– Опять ты несёшь чушь, – вклинился Лёд. – В школу ходили только те, с кем родители не могли справиться, остальные учились дома с помощью виртуальных программ. Так ведь?
Он испытующе посмотрел на меня, а я не знал, что ответить. Система образования последних надрывных десятилетий мне была не совсем ясна. Я читал, конечно, указы, образовательные реформы, листал буклеты и учебники. Там была такая каша! Наверное, кто хотел учиться, как я, тот учился, остальные же лишь упорядочивали своё время и пытались удержаться в системе. Насколько хорошее давали образование в таких учреждениях и как именно готовили к жизни – я так и не понял. На снимках, которые я находил в расположенной неподалёку от моей библиотеки школе, дети были одинаково одеты, стояли строем и держали плакаты с противоречивыми лозунгами. Само здание было несколько раз переделано то под больницу, то под казарму, то под приют, что придало ему совершенно уж угнетающий облик. Теперь от той школы остались лишь кирпичи – у живущих там людей были ценные баллоны с газом. Но это очередная грустная история о том, как бывают смертельны беспечность и безразличие. Но вернёмся к школам. Наверное, детей скорее обтёсывали, как болванки, под те или иные задачи государства. Но мне было лень это всё говорить вслух, поэтому я решил ограничиться шаблонной мыслью, замаскировав её пустоту чуть переделанными строчками Бориса Пастернака (был такой поэт когда-то):
– Предчувствуя конец прежнего мира, каждый учился так, как считал нужным. Дома или в школах. Все ловили в далёких отголосках, что случится на их веку.
– Видно, потому и спятили, – подытожила Эй. – А я даже знать не хочу, что нас всех ждёт.
Она ещё о чём-то говорила со Льдом, но я их не слушал. Мои мысли постоянно возвращались к повстречавшейся нам шаманке. Эта таинственная женщина будоражила моё воображение. Что искала она на тех улицах? Куда шла? Почему била в бубен? Что скрывала под полосками лент – морщины или красоту? Может, она и есть тот самый волшебный помощник для главного героя, который мне нужен?
Вечером, укладываясь спать, Лёд с Эй устроили раздражающую возню, которую не могла скрыть даже темнота вагона. Насколько я мог судить со своей скамьи, он щипал её за бока, щекотал, кусал и специально, чтобы выбесить меня, шептал: «Боже, дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас!» Эй то сквернословила и пиналась, то вырывалась и хохотала. Обычно я сплю крепко, но сегодня это было выше моих сил. Естественно,