свадьбу? Его бы обвинили в изнасиловании, и поверь, ваше окружение приняло бы это за истину по щелчку моих пальцев. Я диктую правду, а ты зашел на мою территорию…

– Я вернулся домой! И именно поэтому ты боишься, – взглядом указал сестре на дверь своего кабинета, а продолжил, лишь когда щелкнул замок. – Ты знаешь, что я слежу за каждым твоим шагом, молясь лишь о том, чтобы оступился. И дождался… Знаешь, Левин, ты повёрнут на контроле других. Тебя чужие жизни волнуют сильнее, чем собственная. Чужой бизнес важнее, чем свой. И именно на этом ты и погорел. Уже четыре года я скупаю акции твоей строительной компании почти за бесценок. Череда проверок, судебных исков, море гражданских дел по нарушению сроков сдачи…Я терпеливо ждал, когда настанет день, когда ты просчитаешься…

Левин застыл, пытаясь понять, о чем я говорю. Очевидно, сценарий его появления был изрядно испорчен, а импровизировать этот придурок никогда не умел.

– Ты, наверное, думаешь, почему я тебя не убил тогда, когда понял, что это ты сломал жизнь и мне, и моим близким? Думал, что я стал трусливым, как только появились деньги, и теперь мне есть что терять? Нет… Я ждал твоей ошибки. И ты её сделал. Чтобы залатать дыры, ты слил большой пакет акций за бесценок, потому что боялся гнева отца. Их и брать никто не стал, думая, что твоя фирма горит и полыхает, а вот я взял… И теперь «Империум» мой. Контрольный пакет голосов, а на следующей неделе – совет директоров, на котором тебя выкинут, как использованный гондон… Но и это не всё. Я долго инвестировал в твоего брата. Егор отличный парень, да и чуйка с мозгами у него работают как надо, поэтому твой папа так спешно передал все в его руки. Но и тут косяк…

Я оттолкнулся и двинулся на этого жалкого червяка, вдруг осознавшего, что картина мира, которым он хотел владеть, лопнула. Он побледнел, когда до его пьяного сознания дошла суть… А суть в том, что я, Вороной Артём, злейший враг, вдруг стал хозяином их бизнеса.

– Да… Ты уже всё понял, правда? – я рассмеялся, наслаждаясь его злой мордой. – И дело твоего брата тоже моё… Вы, Левины, всё потеряли. И виной стал ты… Ты забрал у меня любимую женщину, сломал жизнь, стёр краски, заставил убивать себя день за днём, но я вернулся и забрал то, что ты ценишь больше всего в этом мире – деньги, статус и власть…

Левин дышал, как загнанный лев. Глаза бегали и медленно наливались кровью. Ненависть вскипала, туманила голову, заставляя делать глупости. И этого я ждал тоже.

– Это ещё не конец! – Левин взвыл, схватился за волосы и начал раскачиваться из стороны в сторону, как обезумевший.

– Нет, вот теперь точно конец…

Я ещё долго наблюдал за тем, как выбежавший из офисного здания Левин бьет ногой по крылу своей дорогой тачки. От него шарахались прохожие, туристы, а зеваки-водители притормаживали, чтобы рассмотреть безумие взрослого мужика.

Он не унимался, орал, пугал людей и лупил по двери, оставляя после себя уродливые вмятины.

Ему плохо, страшно и непривычно. Но и с этим придётся свыкнуться. Левин думал, что как только старик сыграет в ящик, то он снова заявится кошмарить мою семью. А выяснилось, что его благополучие теперь зависит от меня.

Мне не было его жаль.

Холодный, расчетливый, но при этом глупый человечишка, лишенный морали и ориентиров. Сейчас он будет думать, где совершил ошибку, а я отправлюсь домой, где меня ждут родные.

Это моя гармония. Это моя сила, которой он попытался меня лишить.

***

– Сонь, ты подготовила документы на Голубева? – отбросил телефон, запретив уведомления. Это стало привычкой, потребностью. Выезжая из офиса, обрубал связь, чтобы не нести мусор домой.

– Да. Я уже ему позвонила и сообщила, что завтра его первый рабочий день, – Сонька была необыкновенно молчалива, смотрела в окно машины, изредка покусывала палец и старательно пыталась не сталкиваться взглядами.

Перемены в её поведении начались с того дня, когда в наш офис заявился Левин. Охрану я усилил, сегодня закончили монтаж пропускной системы, а вот сестра до сих пор словно живёт в стрессе.

– Это я…

– Что ты? Сонь, давай, выкладывай, а то я спать скоро перестану из-за шороха твоих мыслей.

Сестра вздрогнула, как от удара, но продолжала мучительно долго молчать, натягивая и без того мои расшатанные нервы на секиру. И лишь за несколько метров до поворота к дому она попросила остановиться, решившись на разговор.

– Я – нулевой пациент, да? Если бы я тогда не струсила, если бы сделала, как ты говорил, то ничего бы этого не было!

Сестра заскулила и спрятала лицо в ладонях.

– Сонь, это я сейчас могу нагнуть и его, и его папу, потому что эти семь лет только и делал, что искал людей, которые могут мне помочь. А тогда всё было иначе. Отец – инженер на заводе, мама – учитель истории. Что мы могли тогда? Знаешь, держа на руках засыпающего Стёпку, я даже немного понимаю маму. Ей не хотелось, чтобы ты проходила через весь тот ад. Допросы, освидетельствования, показания в суде. Это сейчас кажется, что всё просто, и мы упустили возможность посадить преступника, но тогда… – я выдохнул и обнял сестрёнку, прижимая её к себе так крепко, как мог, чтобы почувствовала, что не одна она. Не одна… – Могло быть иначе, могло быть хуже, но могло и ничего не измениться. Люди слишком глупы, чтобы думать наперёд.

– Но сейчас… Я же слышала, что ты сделал с этими уродами за Марину! Разрушил дело их жизни, заставил если не уважать, то как минимум бояться, – она горько всхлипнула, разрывая моё сердце пополам. А я вдруг осознал, что безумно устал видеть слёзы на лицах родных. Устал…

– Я сделал это за нас всех. Не только за Марину. А особенно за мою любимую сестричку.

– Честно?

– Честно, – поцеловал её в лоб и дёрнул за толстую косу. – Хочешь мороженого?

– Шоколадного?

– И шоколадного тоже…

Мы взялись за руки и пошли в сторону парка отдыха. Всем нужно плечо, опора и буфер безопасности, в котором можно дышать, не как в безвоздушном пузыре. Родной человек рядом – лечебная барокамера, способная заживить раны.

Я отошел всего на несколько минут к киоску с мороженым, а когда обернулся, увидел абсолютно бледное лицо сестры. Соня смотрела в экран телефона, закрыв ладонью рот.

– Что случилось?

– Артёёём…

– Соня, говори!!!! – заорал я, уже представляя, что меня ждёт новый