соскучатся по мне? Может, Иммер раскается, что столько играл со слугами, а обо мне и не думал?

Взять лук с собой я, конечно, не смогу. Индра придёт в ярость от одного только его вида. Спрятать где-нибудь в лесу? И иногда убегать из замка, чтобы пострелять?

Проверив ветку, Але решил, что она не годится: слишком хлипкая. Он широко, уверенно зашагал дальше, ища подходящее дерево.

Наконец он высмотрел ясень — хорошее прямое деревце — и срубил его. Мы вернулись к костру. Але расколол ствол надвое, половину получше пристроил себе на колено и стал показывать, как выстругивать лук ножом. Снимать древесину надо очень понемногу. Ошибёшься, снимешь слишком много — и лук выйдет ломким, треснет, когда станешь стрелять. Раз десять провёл ножом — проверь, хорошо ли гнётся заготовка.

Вскоре пришла моя очередь попробовать. Я сел на поваленное дерево и покрепче обхватил нож. Когда строгал Але, всё казалось так просто! У меня, наоборот, нож часто скользил не туда. Ладони отвыкли от работы и быстро покрылись волдырями.

Солнце садилось, небо окрасилось розовым. Але подбросил в костёр ещё поленьев. Он попросил у меня нож. Сказал, что его нужно наточить, и достал из заплечного мешка точильный брусок. Я стал ждать, отложив ясеневую заготовку, дал рукам отдохнуть. Языки костра выстреливали вверх, жар ложился на лицо. Интересно, подумал я, виден ли дым из замка? Наверное, нет. Ни одна живая душа не знает, где я. Глупо, наверное, оставаться в лесу с чужаком, незнакомцем?

Я покосился на Але, который точил нож. Пальцы привычно обхватили брусок — маленький, блестящий, видно было, что он хорошо послужил. А вдруг Але опасен? Для уток уж точно. И для окуней. А для линдвормов? Для меня?

— Зачем тебе учить меня, как сделать лук? — спросил я.

Але поднял глаза — почти чёрные под спадавшими на лоб волосами.

— Да ведь я говорил. Чтобы помочь тебе ни от кого не зависеть.

— Ну а… я же не твой ребёнок.

Але усмехнулся:

— Тут ты прав. Но пока жизнь не подарила мне собственных детей, я могу и тебя учить.

Але опробовал лезвие на большом пальце и решил, что оно достаточно острое. Тогда он убрал точильный камень в мешок и протянул нож мне. Я покачал нож на ладони, глядя, как вечернее солнце отражается в стали.

— Детей, по-хорошему, лучше вообще не рожать, — сказал я.

— Почему это?

— Потому что родители умирают. И тогда детям не позавидуешь.

— Если так рассуждать, придётся отказаться от очень многого в жизни, — заметил Але.

— Может быть. Какая разница. Детей рожают только дураки.

Несколько минут я обдумывал эти слова. Раньше я никогда так не говорил и даже не думал. Но я не раскаивался, нет. Я сказал то, что хотел сказать. Красный домик… Меня злило, что я так долго цеплялся за него. Мне казалось, что я сам себя обманул. Хотелось забыть, что он когда-то существовал.

Але помолчал, а потом произнёс:

— Я останусь здесь, пока не будет готов твой лук. Потом мы с тобой простимся, и я уйду домой. Что скажешь?

— Не знаю, — промямлил я.

Он взглянул мне в глаза.

— Иногда идёшь за птицей, а добываешь рыбу, — напомнил он. — Может, стоит попробовать удовольствоваться рыбой?

Я подобрал с земли заготовку. Она пока и близко не походила на лук. Лук самого Але был сработан из дерева, которое сначала несколько недель сушилось. Но его оружие — не из тех, что можно сделать за несколько дней. Я буркнул «ну да», облизал мозоли на ладонях и снова взялся за нож. Выстругивая заготовку, я подумал: хорошо, что мой лук не надо делать несколько недель.

Но те несколько дней, что я провёл с Але, вышли не такими уж тяжкими. Такого в моей жизни ещё не было. Всё казалось таким простым! А с какой лёгкостью я забыл и замок, и его обитателей, как легко было работать руками, хотя ладони саднило, как легко засыпал я по ночам на постели из лапника, а как запросто мы разговаривали с Але — человеком с тёмными глазами и дружеской улыбкой. И хотя его наверняка удивляло, как я, одиннадцатилетний мальчик, оказался совсем один в такой глуши, он ни о чём меня не расспрашивал. Зато мы беседовали о лесе, о разных птицах, которых видели в небе, о цветах, что росли на земле, о грибных наростах на мёртвых стволах. Але показывал и рассказывал — он столько всего знал! Знал даже, как называются созвездия.

Иногда мы не выстругивали лук, а занимались другими делами. Например, однажды пошли охотиться на кабанов. Але одной стрелой уложил годовалого кабанчика. Мы притащили поросёнка к костру, и Але показал мне, как потрошить и разделывать тушу. Мы устроили из веток раму и повесили сушиться кишки — длинные, блестящие. При виде их мне вспоминалась пряжа, которую соседка Тюры красила и вывешивала во дворе на просушку. Когда я выбегал в уборную, то всегда останавливался поглазеть. Карминная краска, как свиная кровь, капала на грязную землю и собиралась в лужи.

А ещё мы пошли на озеро, где Але поймал тех окуньков. Солнце уже садилось, было тихо, свет причудливо играл на поверхности. В глубине озера будто горел огонь. Мы разделись донага и забрели в воду. Поначалу было так странно! Я боялся, что какая-нибудь щука вцепится в меня. Но Але сказал, что бояться нечего, и вскоре я уже плескался в воде, как будто сам стал рыбой. Надо же — я вообще в первый раз в жизни купался в озере. Если только кто-нибудь не водил меня купаться раньше, когда я был совсем маленьким, так давно, что я этого и не помнил. Але подобрал на дне чёрный камень. Сказал, что приметил эти камни, ещё когда рыбачил здесь в первый раз. Он положил камень на ладонь и показал мне. Когда на чёрное падал солнечный свет, на камне проявлялись тонкие зелёные прожилки.

— Красивый, правда? — спросил Але.

— Ага. Красивый.

Мы решили собрать десять таких камней. Але нашёл три, а остальные семь — я.

— Хорошо, что один из нас такой востроглазый, — сказал Але, когда мы, с мокрыми волосами, возвращались на стоянку. Камни мы несли в узле, который Але связал из своей рубахи.

А ещё мы ловили тетёрок. У Але была льняная пряжа, из которой он сделал петли. Мы пристроили несколько силков и петель в развилки стволов и на скалах: Але думал, что тетёрок можно поймать и там. Очень важно было натыкать вокруг