– Да, Яков Степанович, не повезло тебе с зятем, держит он тебя в ежовых рукавицах, – сочувственно отозвался почтальон Гришаев, доливая собутыльнику в стакан водки из литровой бутылки. – Ну, выпьем за то, чтобы твой зять вспомнил о том, что тестю надлежит оказывать должное почтение.

Кудрявцев залпом выпил содержимое стакана, закусил соленым огурцом и, окончательно расхрабрившись в кругу сочувствующих ему друзей, громко заявил, поддаваясь полету своей неудержимой фантазии:

– Ничего, отольются змею неусыпному мои горькие слезы! Внучка Настенька, мой ягненочек милый, отомстит ему за меня… – Яков Степанович сделал угрожающее размашистое движение рукой, как бы помогая юной мстительнице совершить задуманное. – Узнает он, что такое быть взрослой дочери отцом, – ох, узнает!

– Папа, и не стыдно тебе пустое говорить, – раздался огорченный женский голос. Яков Степанович, испуганно оглядевшись, увидел дочь у трактирной стойки, которая с укором смотрела на него. Молодая леди Трентон теперь радовала глаза не только природной красотой, но и материальным благополучием, которое выражалось в одежде. Лика была необычайно хороша в модной фетровой шляпке, с выбивающимися из нее пышными огненно-золотистыми кудрями, в новой пелерине, края которой соединялись бриллиантовой застежкой и в дорогом пальто. У нее было хорошее приподнятое настроение, когда она вошла в трактир, намереваясь сделать заказ Петровичу к званому обеду на следующее воскресенье, но слова отца, порочащие ее и Николаса, расстроили ее чуть ли не до слез. Особенно обидно ей было за мужа. Как никто другой, Лика знала, как уставал Николас, желая обеспечить свою семью всеми жизненными благами. Лорд Трентон без конца ходил в опасные походы по тундре стараясь найти наиболее удобные дороги и тем самым удешевить себестоимость доставки золота, но Яков Степанович, словно эгоистичный ребенок, вовсе не испытывал к зятю никакой благодарности.

– Да вы не обращайте на нас внимания, Гликерия Яковлевна, это мы так, гутарим меж собой, – угодливо сказал ей пономарь Лукьян.

Лика молча кивнула ему головой и снова укоряющим тоном сказала отцу:

– Папа, ты что, совсем забыл, что у тебя есть внучка? Настенька утром проснулась, плачет, деда зовет, а дедушка с утра пораньше, не открыв, как следует глаза, побежал в питейное заведение!

– Иду, иду, – засуетился Яков Степанович. Если что он ценил больше водки, так это свою любимицу Настеньку. Ради внучки Кудрявцев был готов на многое, даже оставить милую его сердцу трактирную компанию.

Настенька тоже обожала своего дедушку, любила его даже больше родителей. Николас подозревал, что причиной этого предпочтения были роскошные рыжие усы Якова Степановича, которые малышка любила подолгу сосредоточенно разглядывать и теребить. Ни он, ни Лика не могли похвастаться таким великолепным украшением на лице, и оставалось только с улыбкой подчиняться желанию трехлетней крошки-королевы играть с любимым дедом.

Николас взялся утешать плачущую Настеньку в отсутствие загулявшего дедушки и, посадив ее к себе на колени, он начал раскачивать перед ней на цепочке свои золотые карманные часы, одновременно зорко следя за тем, чтобы девчушка не затолкала их себе в ротик. Малышке понравилась эта новая игра, и она стала смеяться, пытаясь поймать золотой шарик. Время от времени Николас поддавался ей, позволяя ей ухватить игрушку, и тогда Настенька в восторге кричала:

–Па, исё, исё!

Николас охотно выполнял ее желание и начинал забаву сначала. Казалось, игра забавляет его не меньше, а может даже больше, чем ребенка. Дочурка, одетая в платьице из дорогого бархата, была миниатюрной копией Лики, и Николас безгранично обожал ее, считая за удовольствие выполнять все ее желания. В детской уже не было места от дорогих кукол, но молодой лорд Трентон выписывал все новые и новые игрушки для своего ненаглядного ангелочка.

Ради общения с дочерью Николас оставил в стороне рассматривание важных документов по оформлению права собственности на второе месторождение золота, которое он обнаружил прошлой осенью. Все это казалось таким несущественным по сравнению с радостным блеском глаз Настеньки. Его девочка родилась с удивительными глазами василькового цвета, ни у него, ни у Лики не было таких чарующих глаз, как у нее. Яков Степанович утверждал, что такие глаза, только более насыщенного цвета имела его покойная супруга Прасковья Алексеевна, и Николас легко мог представить себе, какой незаурядной красавицей была мать его любимой жены.

Идиллическую картину дополнял Пушок, который лежал вместе с разноцветными щенятами на теплом коврике возле неспешно горящего камина в кабинете Николаса. Пушок тоже стал отцом, и в отсутствие своей дражайшей половины он присматривал за неугомонным потомством, не позволяя никому покидать четко охраняемую им территорию. Стоило какому-нибудь чересчур резвому щеночку пересечь линию невидимой границы, как Пушок тут же вставал, аккуратно хватал сыночка за загривок и относил его на положенное место.

При входе Лики в кабинет хозяина Пушок быстро завилял хвостом, но свой ответственный пост не покинул, а только виновато взглянул на любимую хозяйку, как бы говоря – не на кого мне оставить моих щенков! Лика понимала чувства своего пушистого любимца, ей самой не терпелось убедиться, что с ее дочуркой все в порядке. Николас при появлении жены оживился. С нею для него будто вошло в комнату само солнце, освещающее все вокруг своим живительным светом, и пробуждающее от цепенеющего сна. Уже пять лет прошло, как он влюбился в нее в торговой лавке Демьяна Волкова, а свежесть и жар его любовного чувства к ней остались теми же. Все в Николасе встрепенулось при виде любимой женщины, и с невольной улыбкой на лице он смотрел на похорошевшую от материнской любви Лику, которая отдав ему полученную почту взволнованно подхватила на руки Настеньку и принялась ее жарко целовать, умиленно приговаривая:

– Ах, моя красавица! С тобою все хорошо, зайчик мой?

Отчего-то Лика, как и все остальные женщины в доме, втайне опасалась за участь детей, если тем приходилось временно поступить под присмотр мужчин, и при встрече она непременно проверяла их состояние, желая удостовериться, что хрупкое детское здоровье не пострадало от грубых мужских рук.

Настенька благосклонно приняла материнскую ласку, однако потянулась она ручками к Якову Степановичу.

– Деда, – позвала малышка.

Яков Степанович, надувшись от гордости, тут же выхватил внучку из рук дочери.

– Я тут, ягненочек мой! Сейчас пойдем играть с тобой, – ласково засюсюкал он с девчушкой.

Тут Настенька то ли от избытка чувств, то ли по какой другой причине помочилась на рукава Якова Степановича.

– Уписалась! – с ужасом воскликнул Кудрявцев, не ожидавший такого коварства со стороны любимой внучки. Он с упреком посмотрел на малышку и жалобно спросил: – Как же это у тебя получилось?

– Это же маленький ребенок, Яков Степанович. С маленькими детьми такой конфуз часто случается. Если бы Настенька дольше посидела на моих коленях, она бы меня обмочила, – добродушно произнес Николас.