Тем временем скандал в ее кабинете набирал обороты, иоператоры уже припомнили гостевым редакторам, как те в прошлый раз насажали в первыйряд теток в белых кофтах, и все эти кофты «фонили» в камерах так, чтоиндикаторы зашкаливало, и контровой свет стоял ужасно, и они об этом говорилиеще тогда, но никто их не слушал! Их никогда никто не слушает! Редакторыругались, что разные бригады сманивают друг у друга гостей, а новеньким не даюттелефонную базу. Макс, к примеру, на прошлой неделе звонил Майе Плисецкой, а ктелефону подошел Щедрин, и Макс радостно пригласил его в программу. На резонныйвопрос композитора и пианиста Щедрина, что именно он будет делать наразговорной программе, Макс объявил ему, что он вполне может поиграть наскрипке. Щедрин спросил удивленно, почему на скрипке, и Макс охотно объяснил –потому что он скрипач!..

– Тихо, – приказала Таня. – Заткнитесь все немедленно.

– Да я не сказал, что скрипач, я просто его пригласилпоиграть!

– Конечно! Родион Щедрин, мировая знаменитость, а ты егозовешь в программу, чтобы он здесь играл?!

– Заткнитесь все немедленно!

– И он, между прочим, на меня совсем не обиделся! Он сказал,что когда будет тема современной музыки, он с удовольствием придет ипоиграет!..

– А телефонными номерами все равно надо делиться! На прошлойнеделе хотели Дарью Донцову пригласить, а ее мобильный только у первой бригады,но они его не дают!

– Наташ, почему вы не даете телефоны?!

– Потому что это наши номера, наши базы и наши связи!

– Так не годится! Мы все работаем в одном коллективе!

– Я уж и в издательство звонила, но они тоже мобильный номерне дают! Еле нашли! А не нашли бы, и не пришла б Донцова!

– Ти-хо!!! – гаркнула Таня во все горло. – Всем молчать!!!

Очень удивленные сотрудники обернулись к ней и посмотрелинепонимающими взорами. Они уже позабыли, зачем, собственно говоря, Таня ихсобрала. Подобного рода сборища всегда заканчивались перепалками, скандалами ислезами отдельных, тонко чувствующих натур. До слез еще не дошло, а начальницауже орет!.. В чем дело?!

– Значит, так, – начала Таня. – Щедрина, Плисецкую и Донцовувы оставляете в покое. Сейчас все занимаемся только писателем Грицуком и егокончиной. Ира, соберите все сведения об этой триста одиннадцатой больнице и овраче, который его лечил. Как его?..

– Профессор Долгов, – заглянув в ежедневник, отрапортовалаИрина Михайловна.

– Василий Павлович, ты раскопай какую-нибудь подноготную.Ну, в смысле, писателя этого!

– Какую… подноготную, Танюш?

– Ну, кто он, что он, кем был в прошлой жизни! Поговори сГлебовым, который, кажется, собирался защищать его в суде!

– Глебов – это тот самый знаменитый адвокат?.. Ну, в«Новостях» его все время показывают, он мэра одного областного города защищает,которого посадили!..

– Он самый.

Василий Павлович фыркнул и покрутил головой.

– Неплохо, должно быть, писака жил! Глебов, по моимсведениям, стоит сто тысяч в час!

– Долларов?! – ахнул кто-то из девчонок.

– Да ладно! Рублей, конечно!

– Все равно неплохо! Это сколько в долларах-то выходит?!

И пошла писать губерния! Бригада принялась увлеченно считатьглебовские гонорары.

Таня смотрела в окно.

Первой очухалась Ирина Михайловна, за ней Василий Павлович,а потом и остальные замолчали, как будто волна сошла.

– Значит, если мы будем продолжать в том же духе, намникакие гонорары вообще не светят, – ровным голосом сказала Таня. – Мы всеможем смело искать себе другую работу. На кабельных каналах, говорят, естьместа. Если есть желающие работать в «Бибирево-ТВ», подавайте заявления. Прямосейчас.

– Зачем ты так, Тань?..

– Затем, – отрезала Краснова. – Все бригады работают вдежурном режиме. Делаем программы про отпуска, единый государственный экзамен иОлимпиаду в Сочи. Все подаем исключительно с положительной точки зрения. ИринаМихайловна, найди телефон этого гребаного профессора, я с ним поговорю сама. Изапиши мне на бумажке, как его зовут, может, я быстрее номер найду. Все,совещание окончено.

Дождь все лил, никак не прекращался, и Таня, пережидая, покавыйдут сотрудники, встала и подошла к окну.

– Ты… не расстраивайся так, Танюш, – сказала ИринаМихайловна уже от двери. – Как-нибудь обойдется. В первый раз нас, что ли,закрывают?

Таня кивнула. Проклятый дождь.

Во что превратилась моя жизнь?.. Вернее, нет, не так. Во чтоя превратила свою жизнь?..

Права шеф-редакторша, абсолютно права!.. И закрывают непервый раз, и генеральный в истерике тоже не первый раз и не последний, богдаст! И ничего в этом нет такого ужасного, все привыкли, что телевидение –особое место, где все время что-то происходит: то бури, то революции, тоскандалы. То денег не платят, то начальников меняют, то рейтинги падают, тосотрудники увольняются!

Но я не хочу ехать домой – вот это со мной, пожалуй, первыйраз в жизни.

Я просто мечтаю, чтобы Макс уже уехал на лето в свойспортивный теннисный лагерь, а ведь я никогда раньше об этом не мечтала.Наоборот, мы всегда ждали лета, каникул, чтобы побыть вдвоем, поваляться напляже хоть недельку, хоть дней пять, какая разница! И мы всегда так веселоругались из-за его дурацкого компьютера, где он стреляет в дурацких космическихсолдат и ржет по-дурацки, когда попадает! Он теперь почти не ржет. Он теперьпочти всегда закрывается в своей комнате на замок, и мне нужно стучать, и он спрашивает:«Кто там?» – прежде чем открывает!

Я не могу попасть в собственную квартиру, потому что там,видите ли, идет ремонт, который мне совершенно не нужен, просто до ломоты взатылке не нужен – и у меня действительно начинает ломить в затылке, когда ядумаю, что там на полу сидят «иностранные рабочие», и я понятия не имею, кто икак упаковывал и убирал бабушкин фарфоровый сервиз, дедушкины книжки поаэродинамике и семейные фотографии, расставленные на буфете из карельскойберезы, который привезли из эвакуации в сорок четвертом году!..

Я не хочу домой, потому что там… Колечка, мужчина моеймечты, и я его уже видеть не могу, а должна! Почему я все всем всегда должна икак получилось, что я должна и ему тоже?!

Зазвонил телефон, которым она играла, – открывала изакрывала крышку. Она даже не посмотрела на номер.

– Да.

– Татьяна?..

Ох, этот голос!.. Фантастика, а не голос. Французскийкинематограф пятидесятых – много сигарет, абсента и кофе.