И еще Долгов решительно не знал, что станет делать, когдавсе же возьмет штурмом неприступную цитадель, заберет со стоянки машину ипоедет… куда?

Куда вы поедете, многоуважаемый профессор Долгов?

Ответа на этот вопрос многоуважаемый профессор не знал.

Дома пусто.

Алиса ушла от него, потому что он «невозможный человек»,очень тяжелый и для семейной жизни непригодный. Пару раз они поговорили потелефону – как чужие, и это было ужасно. Он «поставил ее в известность», что наднях улетает на конференцию в Берлин. Она сообщила ему, что некоторое времяпоживет у подруги, которая «плохо себя чувствует».

Поначалу Долгов был уверен, что вся эта канитель быстрозакончится – у них и прежде были размолвки, и Алиса, максималистка чертова,всегда была убеждена, что жить вместе в состоянии холодной войны невозможно, ипорывалась «выяснить отношения». Он терпеть не мог этих самых выяснений, итогда она от него уходила.

– Меня, знаешь, тоже не на помойке нашли! – говорила она втаких случаях и напоминала ему, что она «тоже человек». Долгов и не сомневалсяв том, что она человек, но ему некогда тратить жизнь на бессмыслицу вродеразговоров о жизни и любви!..

Дома пусто. Вернее, нет, не так.

Дома нет Алисы, и Долгов решительно не знал, что ему без неетам делать.

Есть? Спать? Смотреть хоккей по шестому каналу? Все этоимело смысл, когда она была рядом, и, задремывая, – а он немедленно начиналдремать, как только садился на диван перед телевизором, что бы там нипоказывали, – он слышал ее шаги, и приглушенные трели ее телефона, и как онапочти шепчет в трубку, чтобы не мешать ему спать. Все звуки его дома былисвязаны с ней, и он знал их, и это были родные, привычные и успокоительныезвуки!.. Вот загудела кофеварка, чмокнула дверца холодильника, скрипнулиполовицы – она вышла на веранду покурить и поболтать по телефону. Он не выносилв доме табачного духа, и курила она всегда на улице, даже если там было сорокградусов мороза. Вот зашелестели страницы, и ложечка тоненько стукнула о фарфор– это она уселась за стол пить кофе и читать журнал. Вот опять прозвучалиосторожные шаги, уже совсем близко, и что-то шерстяное, пушистое обнимает егосо всех сторон – она принесла плед и накрыла его, чтоб ему «уютнее дремалось».

Он никогда не думал, что все эти мелочи – а Долгов на самомделе был уверен, что все это просто житейские мелочи! – занимают такое огромноепространство. Без них в его жизни получилась дыра размером во Вселенную, и еенечем было подлатать, и он, хирург с многолетним стажем, с особенным, присущимтолько классным хирургам «чувством тканей», не знал, как сшить именно эту,порвавшуюся в таком трудном месте, жизненную ткань!..

По всегдашней привычке после всех своих отлучек привозить ейбукетик Долгов даже притормозил возле бабки на Ленинградском шоссе, у которой введре было пышное многоцветье, и бабка, воодушевившись, поднялась было состульчика, на котором лузгала семечки. Поднялась и тут же плюхнулась обратно,потому что Долгов, вспомнив: букет везти некому, так врезал по газам, что заего джипом взметнулась пыль и полетели какие-то ветки. Бабка ему вследпогрозила кулаком и что-то неслышно прокричала.

Он ехал и мрачно думал: ехать некуда, а время еще толькосемь часов, и телефон, как назло, не звонит – никто еще не понял, что профессорвернулся из странствий и готов ринуться спасать и утешать страждущих.

…Зачем она от него ушла? Так хорошо все было!.. И он ни вчем не виноват!..

Самое главное, говорил ей Долгов на заре их совместнойжизни, – это со мной не спорить. Потому что все равно я всегда прав.

Это я тебе говорю как ученый!..

Она честно старалась не спорить и утешала его, когда онтребовал утешения, и ненавидела его врагов, и любила его друзей, и прощала емуслабости, и ценила его мужество. Впрочем, Долгов никогда не думал такимисловами «прощала» и «ценила»!.. В какой-то момент он перестал относиться к нейкак к подарку судьбы и начал относиться как к чему-то само собой разумеющемуся,постоянному, незыблемому, и ему даже в голову не приходило, что он может, кпримеру, ее потерять!

Куда она денется?! Он ее любит, она его тоже любит, ну идело с концом! Все хорошо. Вот же и букетик он покупает, говорят, что женщинамнравится, когда им привозят цветы. И – ладно! – Долгов готов их привозить, аона ушла, потому что он «невыносимый»!

Замычав, как будто у него вдруг заболели зубы, он нашарил напанели кнопку и включил Второй концерт Рахманинова, который всегда ему помогал,если жизнь шла наперекосяк.

Во всех динамиках грянул рояль, и музыка, тревожная истремительная, как ход его машины, заполнила все пространство. Второй концертхолодил сердце, и в груди начинал кататься ледяной шарик. Он все увеличивался,нарастал вместе со звуками, занимал все больше места в груди, так чтостановилось трудно дышать.

Однажды Второй концерт спас ему жизнь – Долгов знал этосовершенно точно.

Скорость тогда была большая, и концерт гремел во всехдинамиках, и в зеркале заднего вида Долгов вдруг увидел, как прямо позади негои чуть левее начинает закручиваться воронка из машин, которые сталкивались,крутились и улетали куда-то, и воронка эта все расширялась, и Второй концертгремел, и Долгов, вцепившись в руль, видел, как одна из подхваченныхсмертельным ураганом машин летит прямо в его левый борт.

У него не было секунды, чтобы принять решение – тормозитьили нажимать на газ. У него не было секунды, чтобы сообразить – вперед илиназад, успеет или не успеет. Но он точно знал, что от этого решения зависит егособственная жизнь или смерть. Смерть отвратительная, несвоевременная, глупая,грязная, ржавая, воняющая бензином и кровью, которая фонтаном ударит из всехразорванных в клочья артерий.

Вместо него решение принял Рахманинов.

Ну, просто так получилось.

Рояль гремел тревожно и грозно, и только один миг оставалсядо катастрофы, и в этот миг музыка стремительно понеслась вперед, и Долгов,следом за ней, утопил в пол педаль газа, и прямо позади него та самая машина,что нацелилась ему в борт, ударилась в отбойник, ее закрутило и понесло черезнесколько рядов, и вой тормозов и сирен почти утонул в музыке Рахманинова!..

Перелетев катастрофу, Долгов остановился, побежал назад испасал тех, кого можно было спасти, и руки у него были в крови и грязи, и изего машины над дорогой, как над полем битвы, летел Второй концерт в исполненииЛондонского королевского филармонического оркестра!..

…Зачем она ушла от него! Все было так хорошо, и он на самомделе ни в чем не виноват!

…Или виноват?

Долгов старательно подумал. Выходило – нет, не виноват! Нанего навалилось все сразу – и смерть писателя, и доклад в Берлине, инедовольство собой, и та больная из Набережных Челнов, или откуда она там была,с ее сумасшедшим мужем! Впрочем, все это было всегда – пожалуй, кроме смертиписателя и загадочных таблеток в пузырьке с надписью «нитроглицерин»!