Долгов согласился, что непременно вспомнит, словно это имелохоть какое-нибудь значение, и они попрощались.

Итак, телевизионщики, статья в газете с миллионным тиражомпод названием «Дело врачей», главный под капельницей, а сам Долгов докладываетв Берлине.

Лучше не придумаешь.

Какая-то из дежурных врачих, кажется, из терапии, попаласьему по дороге и посмотрела не так, как всегда, а «со значением». Или даже сосуждением. Дмитрий Евгеньевич поздоровался, как обычно, она кивнула и тут жесвернула куда-то в сторону лаборатории переливания крови, и Долгов подумал, чтоона не просто свернула, а потому что боялась, что он с ней заговорит.

Что за глупости лезут ему в голову!..

Сейчас он дойдет до своего кабинетика, позвонит КостеХромову, найдет в Интернете этот самый вчерашний «Комсомолец», прочитает тампро врачей-убийц.

В главной роли врача-убийцы выступает он, Дмитрий ЕвгеньевичДолгов.

Впрочем, в последнее время стало очень модным сердиться наврачей, подавать на них в суд и обвинять их во всех смертных грехах. Но какбудто смертных было недостаточно, журналисты и общественность выдумывали ещедополнительные грехи – халатность, непрофессионализм, черствое отношение.

Вот это самое «черствое отношение» Долгов ненавидел. Изтого, что «черствое» – это плохо, следовало, что «мягкое», должно быть, хорошо.Он никогда не понимал, какими именно в таком случае должны быть отношения врачаи пациента?! Врач должен целовать пациента при каждой встрече?! Осведомляться оздоровье его батюшки?! Спрашивать, как дела на даче и воздвигнут ли уже погребна заднем дворе?! Быть может, они должны разгадывать вместе кроссворды и так,между делом, решать некие медицинские проблемы, с которыми, собственно, пациенти пришел?!

Долгов, проработав в медицине полтора десятилетия, точнознал, что никакого панибратства и поцелуев между врачом и пациентом в принципебыть не может! То есть не может быть, и точка. Когда человек напуган, когда емубольно, страшно и он уже приготовился отправляться на тот свет – а люди склонныдраматизировать и преувеличивать свои поблемы! – ему нужен не собеседник и неисповедник, а руководитель.

Некто, кто скажет: все будет так-то и так-то. Не в томсмысле, что ты будешь жить вечно и здоровье твое вне опасности, а в том смысле,что вот в эту минуту мы начинаем жить по другим правилам. И только врач знает,по каким именно. Он может быть жестким, неприятным, не слишком добрым, но вданный момент именно врач – единственный, кто знает, что можно сделать. Какпомочь. Как спасти. Как избавиться от страха.

Долгов никогда не сентиментальничал с больными, и непанибратствовал никогда, и по именам их частенько не знал, только по фамилии,занесенной в историю болезни!.. Но если ночью звонили из больницы, он вскакивали мчался спасать и утром не мог вспомнить, как звали этого самого больного –кажется, Николай Иванович. А может быть, напротив, Федор Владимирович.

Должно быть, это были как раз «черствые отношения»,осуждавшиеся прессой и общественностью, но как сделать их «мягкими», Долгов незнал. Ему вечно было некогда, он все время спешил, метался между больницами,делал по три операции в день, все время чему-то учился и «участвовать в жизнибольного» решительно не мог.

Тут уж или «участие в жизни», или хирургия!..

Размышляя таким образом и ругая себя за подобные размышления– смирение, смирение христианское, всепрощение и постоянноесамосовершенствование! – Долгов дошел до своего кабинета.

«Дело врачей», надо же такое придумать!..

Он нашарил в кармане ключи, которые были у него на связкевместе с ключами от дома, вставил в замок маленький, ничего не означающийключик, который не запирал, а делал вид, что запирает, и очень удивился, когдадверь подалась и тихонько приоткрылась.

Никто не мог оставить дверь открытой. Ключик был всего утроих – у самого Долгова, у Кости Хромова и у медсестры Екатерины Львовны,которая приходила мыть чашки и поливать единственный чахлый цветок, тихозагибавшийся на окне за разъехавшимися жалюзи. Ну, и уборщица тоже, конечно,имела свой, отдельный ключ в кабинет.

Должно быть, Хромов не закрыл. Вызвали его срочно, вот он изабыл.

Долгов широко распахнул дверь, которая открывалась так, чтозанимала полкабинета и упиралась в раковину с левой стороны, другой рукойнашаривая в кармане телефон, чтобы позвонить Хромову и отчитать его какследует, чтоб не забывал в другой раз закрывать!.. В конце концов, в кабинетеесть материальные ценности – компьютер, несколько монографий на полке,красочный плакат, иллюстрирующий преимущества шовного материала такой-то фирмы,электрический чайник и пяток разномастных чашек, навезенных Дмитрием Евгеньевичемиз иностранных командировок. Одну, швейцарскую чашку с коровой, особенно любилаАлиса. Иногда она заезжала за ним в триста одиннадцатую больницу, подолгу ждалаи пила чай из этой самой чашки.

Нашарить телефон он не успел.

Дверь, отлетев в сторону от долговского натиска, как будтоувязла в чем-то. Образовавшаяся щель была недостаточной для огромного Долгова,и он кое-как протиснулся, нажимая дверью на нечто мягкое – тряпку там, что ли,забыли?! Протиснулся, кинул на стул портфель, прихваченный из машины, и толькотогда посмотрел налево и вниз.

На полу в его кабинете лежал человек. Он лежал, скрючившись,и его бок как раз и был тем мягким, во что упиралась дверь. Долгов нажимал нанее, а она все не открывалась, потому что упиралась в лежащую на полу женщину.

Долгов какое-то время смотрел, соображая, кто это.

– Эй! – сказал Дмитрий Евгеньевич и присел на корточки возлележащей. – Вы меня слышите?

Было совершенно очевидно, что она ничего не слышит. Долговвзял ее за плечо, за ткань халата, и перевалил на спину. Черная кровь заливаласовершенно белое неживое лицо, и Долгов с силой вдохнул и выдохнул. Он узналее.

Телефонная трубка валялась на столе, он схватил ее, сталнажимать на кнопки, одновременно другой рукой пытаясь нащупать пульс, и несразу сообразил, что телефон не работает.

Больничный телефон не мог не работать, он работал всегда ,но Долгову некогда было думать, почему он вышел из строя!.. По мобильномупрофессор вызвал реанимационную бригаду и до прихода врачей делал все, чтоположено делать в таких случаях.

Таня Краснова тоскливым взором обвела своих сотрудников.Никто не смотрел ей в лицо, все прятали глаза. Особенно старательно их пряталаИрина Михайловна, шеф-редактор.

– Ну что? Все поняли, что наша песенка спета?

– Танюш, так не бывает, – после непродолжительной паузысказал режиссер Саша Халтурин. Он работал на телевидении без году неделю, из-засвоих способностей был взят сразу на Первый канал, в ведущую программу, апотому некоторых тонкостей вообще не понимал. Саша считал, что самое главное –попасть в рейтинг, а дальше дело десятое.