– Верно, но нашли мы их или нет – в любом случае выходит, что Библия менялась!

– Позднейшие рукописи – да. Но если в позднейшем манускрипте появились вставки, что с того? Мы же не считаем поздние рукописи более точными, чем ранние. Для нас важны именно ранние манускрипты – и у нас хватает ранних рукописей Нового Завета без этих вставок.

Я задумался над этим.

– Сколько их, и насколько они ранние?

– У нас есть несколько греческих рукописей II века, еще несколько десятков – III века. Также в нашем распоряжении имеются два полных текста Нового Завета начала IV века[38]. Если хочешь узнать, насколько изменилась Библия от IV века до XXI столетия, все, что тебе нужно – взять эти рукописи и сравнить.

Любопытная мысль! Выходит, для предположений здесь места нет: мы точно знаем, как выглядела Библия в прошлом! Я решил удостовериться, что правильно его понял.

– Ты хочешь мне сказать, что у нас есть полный текст Библии, датируемый началом 300-х годов?

– Ну да.

– И насколько он отличается от современных Библий?

Дэвид взглянул мне прямо в глаза.

– Набиль, современные переводы Библии основаны именно на этих рукописях[39].

Над этим стоило задуматься; однако меня по-прежнему смущало само то, что версий Библии много.

И во всех, выходит, написано разное?

– Дэвид, но разве сами слова Библии не важны? Вот я, мусульманин, верю, что наш Коран – это именно то, что диктовал ангел Мухаммаду, слово в слово[40]. А из того, что ты говоришь, выходит, как будто вообще не важно, какие в Библии стоят слова!

– Слова важны, но важны тем посланием, которое в себе содержат. Главное – смысл этих слов. Поэтому Библию можно переводить на все языки. Если бы боговдохновенность Библии была привязана к самим словам, а не к их значению, мы не могли бы ее перевести – и как тогда она стала бы книгой для всего человечества?

Я не совсем понимал, не противоречит ли это моему взгляду на боговдохновенность Корана; но, во всяком случае, слова Дэвида имели смысл.

Пока я молча размышлял об этом, он продолжал:

– Набиль, мне кажется, сейчас нам стоит на шаг отступить и взглянуть на этот вопрос немного издали. Ты пытаешься мне доказать, что Библия как-то непоправимо изменилась со временем. Давай для начала определим, о чем именно идет речь. Библия состоит из шестидесяти шести книг. О какой ее части ты говоришь? Что именно изменилось и как? Насколько значительны эти изменения?

Я по-прежнему сидел молча. Мои наставники никогда об этом не говорили – только повторяли, что Библия испорчена. Ответить было нечего.

– Если ты считаешь, что в Библии произошли какие-то серьезные перемены, ты должен это доказать. Предположений тут недостаточно. Нужны свидетельства.

Я чувствовал, что Дэвид прав, но не любил, когда меня загоняют в угол.

– Я ведь уже сказал! Конец Евангелия от Марка, история о блуднице в Евангелии от Иоанна, вставка о Троице в Первом послании Иоанна – все это примеры позднейших вставок, которых в изначальной Библии не было.

– А я тебе ответил: в наше время практически ни один ученый больше не считает эти тексты частью Библии. Покажи мне такое серьезное изменение, которое мы признаем частью Библии и сейчас.

Я продолжал бороться:

– Но ведь могут быть и другие такие же вставки, которых текстологи еще не обнаружили?

– Опять предположения, Набиль. «Могут быть» – это не аргумент. Какие вставки? Где доказательства? Нет конкретики – нет аргумента.

Было ясно, что я «поплыл». Дэвид откинулся на спинку стула и заключил:

– Едва появившись на свет, книги Нового Завета начали стремительно распространяться. Христиане постоянно переписывали их и отсылали рукописи другим христианам, чтобы те тоже их прочли. Часто эти христиане делали копию рукописи для себя, а потом пересылали книгу дальше. Копий становилось все больше, этим процессом никто не управлял и его не контролировал. Как, скажи мне, можно было внести в Новый Завет изменения, во все рукописи – одни и те же, да так, что этого никто не заметил? В течение нескольких веков после Христа над христианами не было никакой центральной власти. Из этой ранней эпохи до нас дошло множество рукописей, и все они не отличаются от современных Библий. Просто невозможно себе представить, каким образом можно было бы подделать Новый Завет. По крайней мере, нет такой модели, которая сочеталась бы с историческими фактами.

– Хорошо, – сдался я. – Мне надо это обдумать.

Дэвиду не удалось меня переубедить: я продолжал твердо верить, что Библия изменилась со временем. Но как это произошло – понять теперь не мог, и решил, что в этом нужно как следует покопаться.

А пока что я был намерен применить другой подход: отрицать, что Библия, даже в первоначальной ее форме, вообще заслуживает доверия.

Дэвид поймал Амми на слове и вскоре явился к нам на обед. Когда я впустил его в дом, он сразу понесся к холодильнику и этим безмерно повеселил Амми. Он все больше нравился ей своей раскованностью и чистосердечным весельем.

Однако если бы Дэвид принюхался, то понял бы, что все интересное ждет его не в холодильнике, а на накрытом столе. Амми обожала готовить для гостей и, когда кто-нибудь приходил к нам, устраивала настоящий пир. Вот и сейчас на столе стояли курма из ягненка, бирьяни из козлятины, курица махани, нихари из говядины и много всего другого. Наверняка были и овощные блюда, но овощами я всегда пренебрегал.

Мы сели за стол. Дэвид взирал на это изобилие с восхищением; у него глаза разбегались. Начали мы с нихари – густого карри из говядины; однако приборов на столе не было. Я показал Дэвиду, как есть с помощью роти, плоской лепешки, отламывая от нее ломтики, погружая в соус и подхватывая ими кусочки еды. Дэвид отлично с этим справился: ни разу не пролил соус на скатерть и не запачкался, так что я даже задумался: может быть, ему и вправду помогает Бог?