монархию. Даже предлог о подагре мог бы быть использован, чтобы уход Франца выглядел менее унизительным, сказал Бонапарт.

Неделя пребывания Бубны в ставке Наполеона была для Меттерниха неприятным периодом времени. Пока он пытался усилить давление на Наполеона, обнажилась слабость позиции австрийской стороны и свела на нет психологический эффект от возвращения Штадиона к своим служебным обязанностям. Что более важно, она выбила инициативу из рук Меттерниха как раз тогда, когда перспективы заключения союза с Францией стали многообещающими. Короче говоря, это была тактическая ошибка, в связи с чем дипломат чувствовал себя оскорбленным и не скрывал своих горьких чувств. «Мне больно видеть, – писал он кайзеру по ознакомлении с первыми сообщениями о миссии Бубны, – что граф Бубна относится недостаточно осторожно к адресованным ему словам». Кроме того, добавлял Меттерних, не было никаких оснований изменять ход переговоров, поскольку «наша линия вплоть до настоящего времени была абсолютно правильной».

Сам же Меттерних не изменял этой линии. Так называемый «умеренный ультиматум» он считал обычным трюком, предупреждая, что то, что Наполеон умерил свои требования в отношении территорий, подлежащих выводу из-под власти австрийской короны, еще ничего не значит, пока конкретно не указано, о каких территориях речь, так как они имеют различный военный и экономический потенциал. Он не прекращал также призывать к более энергичным военным приготовлениям, и на этот раз его призывы были услышаны. Возмущенный резким ультиматумом, Франц велел Меттерниху отвергнуть его и объявить о прекращении действия перемирия. Однако Меттерних, в отличие от Балдаччи и Штадиона, которые всерьез выступали за продолжение войны, продолжал считать военные приготовления в первую очередь средством достижения своей подлинной цели – сохранения территориальной целостности Австрии в обмен на союз с Францией. То, что этой же цели следовал Наполеон, сейчас более чем очевидно. Оставалась еще проблема отречения, и в этом отношении Меттерних первое время колебался. 18 сентября он заявил Шампаньи, что кайзер достаточно благороден, чтобы не держаться любой ценой за трон при условии, что будет уважаться независимость и целостность монархии. Расценив это как просьбу не требовать больше от Австрии присоединения к Рейнскому союзу, Наполеон немедленно велел Шампаньи дать соответствующие гарантии.

Затруднение для Меттерниха состояло в том, что у него не было полномочий говорить от имени кайзера. Он считал, что по такому деликатному вопросу ни один министр не даст ему дельного совета. Поэтому, когда через четыре дня эта проблема была поднята на переговорах вновь, он попросту отреагировал на ее антимонархические аспекты. Большего Меттерних не мог себе позволить до тех пор, пока в Коморне не было принято на этот счет решения. Оно было согласовано там на встрече Штадиона, Лихтенштейна, Беллегарда и кайзера. Они решили, что не должно быть никакого отречения. Вместо этого князь Лихтенштейн отправится в Вену, чтобы принять ультиматум как основу для переговоров. Однако ему предписывалось добиваться изменения довольно туманных условий ультиматума в лучшую для Австрии сторону.

Хотя Франц не намеревался прерывать переговоры Меттерниха, этому способствовала, однако, миссия Лихтенштейна. Сделав остановку в Альтенбурге на пути в Вену, князь, ссылаясь на полученные неограниченные полномочия, дал указание Меттерниху вернуться в Коморн, не прерывая, однако, работы конференции. Государственный министр был шокирован. Жалуясь, что в Коморне не понимают ситуации, он предрекал провал миссии Лихтенштейна и предупреждал Франца, что, независимо от австрийских намерений, Наполеон непременно отзовет Шампаньи. В этом прогнозе он оказался прав. Подвергнув Лихтенштейна одной из своих знаменитых вспышек гнева, Бонапарт объявил мирную конференцию законченной и предупредил, что, если мир не будет подписан в Вене, он не будет подписан никогда. Между тем Франц, встревоженный предупреждениями Меттерниха, велел Лихтенштейну заявить, что Австрия считает конференцию перенесенной в Вену. Наполеон ответил, что больше не желает иметь дело с Меттернихом, и заклеймил его как одного из подстрекателей к войне.

Это был довольно неожиданный переход от симпатии к антипатии, учитывая прежнее отношение Наполеона к государственному министру, присутствия которого в Альтенбурге он лично добивался. Некоторые усматривали причину этой резкой перемены в желании Бонапарта устранить столь искусного оппонента в переговорах, другие, включая самого Меттерниха, объясняли это ловкими интригами с целью держать Лихтенштейна, главнокомандующего армией, в стороне от реальных военных приготовлений. Более вероятно, однако, что резкая перемена в отношении Бонапарта к Меттерниху стала следствием решения Франца не отрекаться от престола. Поскольку Австрия предпочла принцип: мир ради сохранения территориальной целостности, логично было ожидать на месте главного переговорщика деятеля, наиболее приверженного этому принципу. С другой стороны, отказавшись от союза с Австрией, Наполеон отказался и от наиболее последовательного адвоката этого союза с австрийской стороны. И в самом деле, не надо долго объяснять, что со времени заточения в Вене отношения Меттерниха и Наполеона определялись этой единственной идеей. С отказом от нее государственный министр был исключен из дальнейшего переговорного процесса. По иронии судьбы на этом пути Меттерниха постигла та участь, которую он уготовил Штадиону: государственный министр был принесен в жертву для умиротворения противника.

С отходом Меттерниха от переговоров были заброшены и цели его дипломатии. Искусное маневрирование его в Альтенбурге зависело от использования нескольких карт, играть которыми уже было нельзя: вероятность войны, вероятность отречения и некоторое время неосведомленность Наполеона о намерениях России. В этом свете следует оценивать дипломатию Лихтенштейна. Предложение о мире, которое он внес 14 октября в Шенбрунне, фактически удовлетворяло всем требованиям Наполеона. Австрия уступала свои германские земли Зальцбург, Берхтесгаден, район реки Инн, часть района реки Хаусрюк. Они были переданы Наполеону, «чтобы стать частью Рейнского союза и быть отданными во владение суверенов союза». В связи с этим Наполеон известил короля Баварии, что приобретение им австрийских провинций зависит от уступок Баварией каких-либо территорий суверенам, которые не могли участвовать в дележе австрийских провинций в силу удаленности от их границ. В стратегическом отношении территориальные уступки хоронили оборонительные рубежи Австрии со стороны Рейнского союза и придвигали его границу на опасно близкое расстояние к Вене. Галиция делилась в соответствии с формулой, предварительно обсуждавшейся на переговорах. Западная Галиция вместе с Краковом присоединялась к герцогству Варшавскому, русская часть провинции, включавшая район Тарнополя и одинаковая по размерам с польской, отторгались от Восточной Галиции. Остаток этой территории вместе с половинной долей участия в эксплуатации соляных копей в Величке сохранялся за Австрией. В районе Адриатики Наполеону передавались Герц, Карниола, Виллах, Хорватия, австрийское побережье с Триестом и венгерское побережье с Фиумом. Они превращались в провинцию Иллирию под непосредственным управлением Франции.

По другим статьям договора, Австрия отказывалась от поддержки претензий эрцгерцога Антуана на Мергентхайм, признавала законность роспуска Тевтонского ордена и конфискации