Он полез в карман и достал оттуда золотое кольцо с рубином в два карата, которое он купил для нее десять лет назад на шестнадцатилетие.

- Это временное, - сказал он, - пока я не куплю тебе идеальное, самое красивое кольцо на свете. Это кольцо я хранил десять лет, и это мое обещание, что я буду заботиться о тебе и любить всю жизнь.

С этими словами он встал на колени и протянул ей кольцо.

- Моне, выходи за меня. Я люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя.

Моне смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах пошевелиться. Марку протянул руку и надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Она прекрасно помнила это кольцо и как вернула его, когда уезжала из Палермо. Он сохранил…

Губы пересохли. Она хотела что-то сказать, но слова не шли. Моне не могла разобрать, что именно чувствует: шок, горечь, - потому что не может сказать ему «да».

- Марку, встань, - наконец прошептала она, - пожалуйста.

-Ты не ответила.

- Ты не любишь меня по-настоящему.

- Люблю, больше жизни.

Она отрицательно покачала головой и попыталась снять кольцо с пальца.

- Ты меня совсем не знаешь.

- Ты умная, добрая и преданная, - ответил он, поднимаясь, и теперь стоял к ней вплотную. - Если бы это было не так, ты бы здесь сейчас не была. Но ты независимая и требуешь уважения к себе.

- Думаешь, ты лучший выбор? - спросила она дрожащим голосом.

Она все еще пыталась снять кольцо, оно не поддавалось.

- Я мог бы стать им, - ответил он. Голос стал более низким, бархатным. - Да, я не идеален и должен работать над собой, но с тобой я могу стать тем мужчиной, которого ты заслуживаешь.

- Марку, прекрати, пожалуйста, - взмолилась она. Глаза защипало от слез. - Ты забудешь обо мне, как только я уеду, быстро найдешь замену.

- Из-за того, что я женился на Галете?

- Да! Всего через несколько месяцев, как я уехала. Ты не пытался найти меня, объясниться. Это не любовь. Ты сейчас здесь со мной, потому что Виттория оказалась по ту сторону горы.

- Неправда.

- Значит, ты не женился на Галете, как только я уехала?

- Женился. И она забеременела от меня и была хорошей матерью. Я знал ее много лет, с детства. Ее отправили в школу-пансион примерно в то же время, когда вы с матерью приехали в Палермо. Она умела нравиться. Тебе бы она показалась милой.

- Сомневаюсь!

- Она не была типичной наследницей родительских богатств, не любила публичность, старалась оставаться в тени. Нас всегда напрягали папарацци. Она, так же как и я, была в бешенстве, когда обзоры нашей свадьбы облетели все таблоиды. Мы оба хотели маленькую свадьбу, без пафоса и СМИ. Она удивлялась, кто мог слить журналистам наши фото, и требовала, чтобы я провел расследование и уволил того, кто пренебрег нашим доверием.

- И ты это сделал?

-Да.

- Кто же это был?

- Мой отец. Это он отдал наши фото в газеты и журналы. Он хотел, чтобы новость докатилась до тебя, чтобы ты поняла, что я женат и больше не доступен для отношений.

- Он любил мою мать, но ненавидел меня?

- Он просто был старомоден и хотел, чтобы его невестка была чистокровная сицилийка, чтобы внуки были сицилийцами, - пожал плечами Марку. - Я не виню его. Это не он подвел тебя, а я. Я должен был поехать за тобой, объясниться, стать тем мужчиной, которого ты достойна.

- Мне было восемнадцать. Все случилось так, как должно было произойти.

В панике она сделала шаг назад, чувствуя себя лишней в этом зале и в этом образе. Она была никем, ничтожеством и хотела только одного - вернуться домой.

- Прости, мне жаль, но я должна уехать завтра же, по-тихому, без пафоса и шумихи.

Он промолчал.

- Ты мне обещал, - сказала она дрожащим голосом, - ты обещал…

- Я отвезу тебя на вертолетную площадку, - сухо сказал он, - завтра рано утром.

- А дальше?

- Пересядешь на мой самолет в Милане.

Она кивнула и еще раз взглянула на кольцо, элегантное, утонченное, в центре сверкал потрясающий рубин.

- Ты дважды дарил мне его, а я… - она снова попыталась снять кольцо, - дважды возвращаю его тебе.

- Нет! - воскликнул он и снова надел ей кольцо до самого основания. - Оно твое. Прошу, оставь себе. Когда ты окажешься в Лондоне, делай с ним, что хочешь, но не оставляй здесь. Я хранил его все эти годы и не могу больше.

Она снова кивнула и взглянула на дерево, украшенное огнями, гирляндами, потом на него, такого тихого, подавленного, старающегося скрыть слезы.

Моне поспешила в свою комнату.

В спешке она еле выбралась из бального платья, стерла макияж и умылась ледяной водой, чтобы остановить слезы. Сил плакать не было, думать тоже.

Спать. Осталось пережить последние восемь часов.

Моне заползла в постель, уткнулась лицом в подушку, стараясь подавить ворох непрошеных чувств.

Марку сделал ей предложение… встал на одно колено, сказал то, что она хотела услышать все эти годы, но она не поверила его клятвам.

Она все же не выдержала и разрыдалась, уснула в слезах. Сон был тяжелым, она ворочалась полночи, потом встала. Она встретила рассвет у окна, завернувшись в пуховое одеяло, и в последний раз наблюдала, как лучи восходящего солнца окрашивают горы и долину у подножия замка в золотой и розовый тона.

Возможно, это самый красивый рассвет в ее жизни. Глаза щипало от ночных слез и недосыпа, но она старалась запомнить его, впитать ощущения. Где-то там ее ждал вертолет. Она знала: Марку сдержит слово.

Как только солнце полностью показалось из-за горизонта, она заварила чай и начала собираться. Бальное платье и туфли, которые доставили вчера из Милана, она оставила в гардеробе. Она больше никогда их не наденет, в Лондон она тоже не хотела их брать.

Сумки собраны. Моне привела комнату в порядок, отнесла мокрые полотенца в ванную, вымыла чайник, заправила постель.

Это могли сделать и слуги, но она должна была чем-то занять руки, кроме того, это давало ощущение некой законченности.

- Что ты делаешь? - раздался низкий голос Марку за спиной.

Как тихо он вошел. Моне вздрогнула и выпрямилась, сердце застучало как бешеное.

- Заправляю постель, - ответила она, расправляя простыню, затем постелила пуховое одеяло. - Не могу оставить после себя беспорядок.

- У нас есть горничная, - отозвался он, подходя к ней.

- Я все привыкла делать сама, так воспитана.

Она взглянула на него, пытаясь усмирить разбушевавшееся сердце. Он стоял так близко к ней и к постели.