Марку выглядел угрюмым и усталым. Кажется, он тоже не спал ночью.

- Но у нас был в Палермо слуга, - сказал он.

- Мы с мамой всегда сами убирались и сами заправляли кровати. Слуги стирали и гладили, остальное мы делали сами.

- Не знал.

- Мама считала, что слуги не будут уважать нас, если мы будем рассказывать об этом. - Она выдавила из себя улыбку. - Может, она и была любовницей твоего отца, но она никогда не забывала своего места.

- Моне!

Его резкий тон заставил ее вздрогнуть, слезы тут же брызнули из глаз. Сил сдерживаться не осталось. Она была опустошена. Моне сжала пальцы в кулак и почувствовала, как сдавило палец кольцо с рубином. Она так и не сняла его.

- Ты хочешь уязвить меня, пустить кровь, потому что отказываешься принять то, чего сама хочешь, - выпалил Марку.

- Это нелепо!

- Ты любишь меня, но из-за того, что я совершил ошибку в юности, ты мучаешь и себя, и меня.

- Неправда.

- Тогда почему не хочешь дать мне шанс?

Моне открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Она и сама не знала, почему не может согласиться. Не было к нему доверия.

- Я собрала вещи и готова ехать, - сказала она.

Он окинул комнату взглядом и остановился на раскрытом гардеробе. Красное платье и туфли были там.

- Я возьму сумки, - сказал он сухо.

- Хорошо, я буду внизу.

Марку старался ни о чем не думать, пока вез Моне к вертолету. Грудь ныла, как будто торс был покрыт синяками, а с левой стороны зияла огромная дыра. Ему приходилось то и дело задерживать дыхание, чтобы облегчить боль.

Он подвозит, она уезжает, как восемь лет назад. Марку возненавидел этот день. Он сделал ей предложение, как она хотела, встал на колено, подарил кольцо на балу в романтической атмосфере, но она решила уехать, и он не мог ее насильно удерживать.

Пилоты были на месте и ожидали посадки пассажира. Он стиснул зубы. Грудь горела, тело болело, так ему не хотелось ее отпускать. Он любил ее, а она не верила. Он попытался показать ей, что готов измениться, даже организовал рождественскую вечеринку. Не помогло.

С детьми все будет в порядке. У них добрая, преданная няня, которая скоро вернется из Англии, и любящий отец. Она нужна была лично ему, а она снова уезжает, бросает его. Марку это угнетало и жгло хуже раскаленного металла. Он корил себя, что не смог переубедить ее.

Он притормозил и свернул на парковку перед бетонированной площадкой. На мгновение ему стало плохо, голова закружилась и затошнило, но Марку глубоко вздохнул и решил отпустить прошлое. Сейчас он твердо знал, что любит ее и другая ему не нужна, ни по расчету, никак.

Моне не просто владела его сердцем, она была его сердцем.

Вернулась на работу Моне как раз под большую распродажу после Рождества, которая обычно длится до самого Нового года и неделю после. В течение недели ажиотажа не было, но сегодня народ валил толпами.

Не было времени даже подумать. Моне была благодарна судьбе за это. Иначе она бы рассыпалась на кусочки от мыслей о Марку. Каждый божий день она задавала один и тот же вопрос, правильно ли она поступила.

Она слишком горда и упряма, импульсивна и напугана. Возможно, она упустила последний шанс провести жизнь с любимым мужчиной.

Моне окунулась в альпийскую рождественскую фантазию, с милейшими детьми и невероятно сексуальным отцом-одиночкой, снегом и огромной сияющей елкой, под которой Марку и сделал ей предложение, преклонив колено с кольцом в руках.

Она отказала Марку, чтобы дать ему понять, что она сильная, что не идет на поводу у него или судьбы, но переборщила.

Марку давно перестал быть романтиком, но в это Рождество он попытался, организовал бал, украсил зал, нарядил ее и детей в красивые наряды, а потом сделал ей предложение под елкой. Это было поистине романтично, но правда в том, что она не принцесса, никогда не была.

Глаза Моне снова защипало, к горлу подступил ком. Руки тряслись, пока она расправляла складки на свадебном платье, надетом на манекен, стоящий около кассы.

Она справится. На работе никаких слез. Легче сказать, чем сделать. Ей так нравилось проводить время с Марку и детьми. С ним она чувствовала себя дома, была собой. Она отказалась от его любви, чтобы…

Внезапно она услышала звуки скрипки. Она узнала мелодию по первым же нотам: Пуччини, «Джанни Скикки». Ее любимая опера.

Вскоре голоса зазвучали на полную мощь. Это из колонок играет или в зале устроили представление?

Она пересекла салон и вышла в холл. Каково было ее изумление, когда она обнаружила, что музыканты расположились на ее этаже на раскладных стульчиках. Тут были и струнные, и арфа, и духовые. Вперед вышла женщина-солистка. Она пела чудесно. Моне раскрыла рот от изумления, узнав в ней клиентку, которая не далее как пятнадцать минут назад заходила в салон выбирать платье мамы невесты. Она пригляделась и обнаружила, что все музыканты сегодня заходили в салон и притворялись клиентами.

Они исполняли ту часть, где Джанни Скикки запрещает своей дочери Лауретте выходить замуж за возлюбленного Ринуччо, все спорили и кричали, а молодые обезумели от творившегося хаоса.

Сердце Моне билось все чаще, а музыка становилась напряженнее, возносилась к купольному потолку и разливалась эхом по всему залу. В детстве Моне ходила в оперу с семьей Уберто, и это была ее любимая. Она могла часами слушать запись в комнате Марку, особенно партию Лауретты «О, Мио баббино Каро».

Когда партия Луи закончилась, на секунду воцарилась гробовая тишина, и молодая девушка в красном платье вышла вперед. Это была одна из «невест», которой Моне помогала с платьем сегодня. Она начала петь, и Моне чуть не расплакалась. Это была ее любимая «О, Мио баббино Каро». Лауретта была бедна и не могла выйти за возлюбленного Ринуччо, потому что у нее не было приданого. Она молила отца разрешить ей выйти за Ринуччо, потому что она не может жить без него.

Слезы ручьями текли по щекам Моне. Только один человек знал, как сильно она любит эту оперу и эту арию. Что она сравнивала себя с Лауреттой, скромной, бедной девушкой из простой семьи, которую никогда не примут родственники возлюбленного, потому что она безродная и без приданого.

Когда ария закончилась, вокруг уже была толпа народа. Люди заполонили эскалатор, лестницы и сам этаж, чтобы посмотреть и послушать.

Снова на секунду воцарилась тишина, и публика разразилась бурными овациями. Моне тоже захлопала и попыталась вытереть слезы. Представление ее очень растрогало.

Это Марку, его рук дело. Но где он сам?

Тут толпа расступилась, и появился он, в черном костюме с иголочки, в черной рубашке с расстегнутым воротом. Как всегда, неотразим. Их взгляды встретились. Растроганная музыкой и прекрасным пением, возвращенная в далекое прошлое, куда она уже не мечтала попасть, она так много пережила за эти минуты, что потерялась в собственных чувствах.