Тщательно выбирая слова, он сказал:

– По решению городского совета строится дорога, которуюназывают новым участком 784-й автострады. Когда она будет закончена, автострадабудет проходить прямо через город. По целому ряду причин, в которые я не хочувдаваться, – потому что не могу, – эта дорога уничтожила к чертовой материдвадцать лет моей жизни. Это…

– Потому что они собираются снести прачечную, в которой тыработаешь, и дом, в котором ты живешь?

– Откуда вы это знаете?

– Я же тебе говорил, что я тебя проверю. Ты что, подумал,что я шучу? Я даже знал, что ты потеряешь свою работу. Может быть, даже раньшетебя самого.

– Нет, я знал об этом еще месяц назад, – машинально возразилон.

– Хорошо, объясни мне, пожалуйста, как конкретно тысобираешься все это осуществить? Может быть, ты просто собираешься проехатьсявдоль строительства, поджигая бикфордовы шнуры своей сигарой и швыряя из окнамашины связки динамитных шашек?

– Нет. Когда бывает праздник, они оставляют свои машины наместе работ. Я хочу их все подорвать. Кроме того, есть еще три новых эстакады.Их я тоже хочу взорвать.

Мальоре вылупился на него расширившимися от удивленияглазами. Так он смотрел на него довольно долгое время. Потом он откинул головуи расхохотался. Живот его трясся, а пряжка его ??рючного ремня ходила вверх ивниз, словно щепка на поверхности бурного ручья. Его хохот был громким,искренним, сочным. Он хохотал до тех пор, пока слезы не брызнули у него из глаз,и тогда он вынул откуда-то из внутреннего кармана огромный носовой платокнелепого вида и вытер их. Он стоял и смотрел, как Мальоре смеется, а потомвдруг почувствовал внезапную уверенность в том, что этот толстый человек вочках с сильными линзами обязательно добудет ему взрывчатые вещества. Онпродолжал наблюдать за Мальоре, улыбаясь одними уголками рта. Он не возражалпротив смеха. Сегодня смех звучал хорошо.

– Ну, парень, ты – законченный псих, это уж точно, – выдавилиз себя Мальоре, когда его хохот понемногу перешел в хихиканья и всхлипывания.– Как жаль, что Пита здесь нет и он ничего этого не слышал. Ведь он никогда мнене поверит. Вчера ты назвал меня х-хи-хи-хреном моржовым, а с-с-сегодня…С-с-с-сегодня… – И он вновь зашелся раскатистым хохотом, то и дело утираяплатком катящиеся по щекам крупные слезы.

Когда его веселье снова поутихло, он спросил:

– И как вы собираетесь финансировать это маленькоепредприятие, мистер Доуз? Теперь, когда вы лишились своей высокооплачиваемойработы?

Интересно он это сформулировал. Когда вы лишились своейвысокооплачиваемой работы. Эта фраза придала всему случившемуся сегодняощутимую реальность. Он потерял работу. Все это не было сном.

– В прошлом месяце я вернул в компанию страховой полис намою жизнь и получил за него деньги, – сказал он. – Я делал взносы задесятитысячную страховку в течение десяти лет. Получилось около трех тысячдолларов.

– Неужели ты уже тогда все это планировал?

– Нет, – сказал он честно. – Когда я получил деньги застраховку, я еще толком не знал, зачем они мне понадобятся.

– Стало быть, в те дни ты еще оставлял себе все путиоткрытыми, да? Ты думал, что, может быть, лучше просто поджечь дорогу, илирасстрелять ее из пулемета, или придушить ее, а может быть…

– Нет. Я просто еще не знал, что я собираюсь сделать. Теперья знаю.

– Понятно. На мою помощь можешь не рассчитывать.

– Что? – Он уставился на Мальоре, искренне пораженный.Такого в сценарии не было предусмотрено. Мальоре должен был какое-то времяпомучить его расспросами, наподобие сурового, но справедливого отца. А потомдостать ему взрывчатку. Ну, может быть, еще произнести ритуальную фразу,что-нибудь наподобие:

Если тебя поймают, я скажу, что ни разу тебя в глаза невидел.

– Что вы сказали?

– Я сказал нет. Н-Е-Т. По-моему, я достаточно ясно выразилсвою мысль. – Он подался вперед. Добродушные искорки исчезли из его глаз,словно их никогда там и не было. Теперь они казались мертвыми и неожиданномаленькими, несмотря на увеличительный эффект стекол. Они ничуть не были похожина глаза развеселого неаполитанского Санта-Клауса, готового принести тебе наРождество любой подарок – чего бы ты ни пожелал.

– Послушайте, – сказал он Мальоре. – Если меня поймают, я нисловом о вас не обмолвлюсь. Даже имени вашего ни разу не упомяну.

– Как же, поверил я тебе, держи карман шире! Да тырасколешься на первом же допросе, твой адвокат докажет твою невменяемость, тыотправишься в бесплатный санаторий с четырехразовой кормежкой и цветнымтелевизором, а мне приделают пожизненное. Ищи дурака.

– Да нет, послушайте…

– Нет, это ты меня послушай, – перебил его Мальоре. – Тызабавен только до определенного предела. А мы этот предел уже миновали. Раз ясказал нет, значит, нет, и никаких гвоздей. Никакого оружия, никакойвзрывчатки, никакого динамита, вообще ничего. Хочешь узнать почему? Я тебеобъясню. Ты – недоделанный психопат, а я – бизнесмен, деловой человек. Кто-тосказал тебе, что я могу «достать», чего только душа не пожелает. И ядействительно могу кое-что достать. И уже достал, причем для огромного числалюдей. Но и для себя я тоже кое-что достал. В сорок шестом году я получил два споловиной года за незаконное ношение оружия. Оттрубил десять месяцев. Впятьдесят втором на меня пытались повесить обвинение в причастности к мафии, ноя отвертелся. В пятьдесят пятом мне шили уклонение от налогов, но и тут яотвертелся. В пятьдесят девятом на меня повесили скупку краденого, и тут мне неудалось отвертеться. Я отсидел восемнадцать месяцев в Каслтоне, зато парень,который разоткровенничался перед присяжными, получил симпатичную уютную могилкуполтора на два метра. С пятьдесят девятого меня арестовывали три раза, причемдважды дело было прекращено за недостаточностью улик, а один раз присяжные быливынуждены признать меня невиновным. Им очень хочется до меня добраться, потомучто если вина будет доказана, то я с моим послужным списком загремлю сразу надвадцать лет без права досрочного освобождения за хорошее поведение. Аединственное, что от меня останется через двадцать лет, это мои почки, которые онисдадут на попечение какому-нибудь грязному ниггеру из велферовского приюта вНортоне. Для тебя это что-то вроде игры. Опасная, сумасшедшая, но все равноигра. А для меня это не игра, и заруби себе это на носу. Ты думаешь, чтоговоришь правду, когда утверждаешь, что будешь держать язык за зубами. Но тылжешь. Нет-нет, не мне лжешь. Ты себе лжешь. Так что мой ответ однозначный иокончательный: нет. – Он развел руками. – Если бы тебе нужны были телки,Господи, да я б тебе подарил две за бесплатно – за одно только представление,которое ты тут вчера закатил. Но в такие дела я не вмешиваюсь, уволь.