Хотя в разговорах они не упомянули, кому принадлежалапотерянная вещь, но мне-то их разговоры ни к чему. Поверить в такое былотрудновато, потому как выходило, что дружка завалил не кто иной, как СашкаМонах, при этом впопыхах лишившись перстня. Сам возвращаться не рискнул, аможет, вид убитого кореша вызывал отрицательные эмоции, вот он мальчиков иотправил. Мальчикам не повезло, чего не скажешь обо мне. Кто бы ни вызвалмилицию, человек этот заслуживал, чтобы я ежедневно поминала его в своихмолитвах.

Дрожащей рукой я извлекла находку. В квартире я неразглядела перстень, не до того было, теперь он вызвал любопытство, но тут жеразочаровал: самый что ни на есть обыкновенный. Черный камень — кажется, агат —и маленький бриллиант. По-моему, такой перстень отнюдь не редкость. Потративнемного времени, Сашка мог бы отыскать похожий в магазинах, торгующих золотом,и рисковать бы не пришлось.

Я стала вертеть перстень и так, и эдак, и смогла-такидокопаться до причины Сашкиного беспокойства. На внутренней стороне отчетливопроглядывали буквы «А.З. от Л.»; А.З. — Сашкины инициалы, а Л. —какая-нибудь подруга. Конечно, если перстень окажется в милиции, Сашке придетсятуго, вещь не антикварная, но убедить, что у кого-то похожие инициалы и любимаяна букву Л., будет довольно трудно, а дружки и вовсе в такое совпадение неповерят, в этом случае Монаху не позавидуешь. Если Орлов не напутал, покойныйСерега — любимец одного очень серьезного человека в нашем городе, надополагать, его кончину тот примет близко к сердцу и у Монаха начнутсянеприятности. Сашка может сказать, что был у дружка накануне и перстеньпотерял, перебрав лишнего, но лично я усомнилась бы, расскажи он мне такое, аего знакомые и вовсе люди недоверчивые. В общем, как ни крути, а перстень —серьезная улика, и эта улика — у меня на ладони. Только вот как ееиспользовать?

Я спрятала находку в сумочку и стала думать, что делатьдальше. Первое, что пришло в голову, бежать отсюда без оглядки. А вдруг парнямв «Альфа-Ромео» это покажется подозрительным? Нет, лучше еще немного посидеть.А если они меня уже заметили? Тогда мое непонятное сидение в машине вызовет ещебольшее подозрение. Вот черт, лучше вовсе не думать об этом… Тут подъезднаядверь распахнулась, и я увидела милиционеров, сейчас между ними шел парень летдвадцати пяти с длинными всклокоченными волосами, он громко матерился, а сзадибрела женщина и монотонно повторяла:

— Юра, что ты наделал?

Что натворил Юра, я так и не узнала. Его загрузили в машину,и она через полминуты скрылась за углом, а женщина смотрела ей вслед и вытиралалицо цветастым фартуком.

Как только машина уехала, ребята бросились к подъезду, а я,дождавшись, когда они исчезнут, рванула с места, точно сумасшедшая. Домаспрятала перстень в тайник и задумалась. С такой уликой в кармане прямо-такируки чешутся, а вот интересных идей нет.

Я прошлась по комнате, выпила подряд две чашки кофе, и идеянаконец появилась. Не идея даже, а так, мысль. Но это лучше, чем ничего.

Я извлекла на свет Божий записи, которые делала во времяразговора с Орловым, и внимательно их прочитала. Вот если бы я подружилась сВладимиром Ивановичем Петровым, по кличке Папа, могло бы выйти кое-чтоинтересное. Вопрос, как до него добраться? Из рассказа Орлова следовало, чтоживет он уединенно, в большом загородном доме, район, между прочим, оченьнеплохой, люди там селились в основном далеко не бедные. Как-то раз я проезжалав тех краях на машине, и окружающее произвело на меня немалое впечатление. Недома — дворцы. Один особенно запомнился: огромный, в три этажа, с двумякруглыми башнями из красного кирпича, черепичной крышей и стрельчатыми окнами.Надеюсь, это все-таки не Папин особняк, человек с такой фантазией внушал бы мнебеспокойство. Ладно, оставим пока Папину фантазию и займемся его биографией.Она у него примечательная. Так… про жену ничего нет, но предполагается, чтокогда-то она была. Поскольку Папа имел дочь, появиться на свет сама по себе онане могла… Стоп… Дочь умерла в возрасте четырнадцати лет от белокровия. Надо же…Девчушка долго болела, Папа в очередной раз освободился из тюрьмы, чтобы черезмесяц ее похоронить. Сейчас ей было бы примерно столько же лет, сколько и мне.Отец ее очень любил. Отлично. Хорошо бы раздобыть портрет девочки или разжитьсясловесным описанием.

Я потянулась к телефону. Услышав мой голос, Орлов ничем непроявил свою радость.

— Евгений Петрович, — начала я. — Помнится,ты рассказывал, что у некоего Папы была дочь, а нельзя ли увидеть еефотографию?

— Можно, на кладбище, — серьезно ответилон. — Там бюст на могиле и еще портрет под стеклом. Интересуешься?

— Очень. А как она выглядела? Брюнетка, блондинка?

— Понятия не имею. Знаю, что Папа часто навещает еемогилу, про бюст знаю, а вот остальное…

— Как же я отыщу ее могилу, кладбище большое…

— Отыщешь. По центральной аллее до первого поворота иналево, там где-то совсем рядом… Слушай, а зачем тебе?

— Хочу подружиться с Папой, — ответила я.

— Серьезно? — Орлов вроде бы не поверил.

— Конечно. Евгений Петрович, а нельзя ли менякак-нибудь пристроить к нему поближе? Например, поселить в один из домов пососедству?

— Ты в своем уме? — обиделся он. — Что там задома, ты знаешь? Могу попытаться пристроить тебя прислугой. Говорят, платятприлично.

— А это неплохая идея, — подумав, ответила я.

— Ты точно спятила…

— Слушай, а где его жена?

— Они развелись еще при жизни дочери. У нее вроде быдругая семья, не помню… могу узнать, если тебе это надо.

— Надо, — вздохнула я. — Еще как надо. Все,что касается Папы…

— Я бы на твоем месте не стал лезть на рожон, —заметил Орлов ворчливо. На меня ему, конечно, наплевать, но карьерой ондорожил.

Мы простились, и я опять задумалась. Завтра утром съезжу накладбище, а пока не мешает позвонить покойному Сереже. Трубку сняли почтисразу, и мужской голос произнес:

— Да.

— Сережа? — пропела я.

— Кто это? — спросили в ответ, а я повесилатрубку. Вряд ли его ребята до сих пор там рыщут, да и болтать по телефону имвроде бы ни к чему, значит, пожаловали господа из милиции. Может, стоитнамекнуть им, кто убийца? К Монаху у них большие претензии. Нет. Слишком этопросто, и для меня нет ничего интересного. Жизнь и так скучна и однообразна, япросто обязана время от времени делать себе подарки.

Пока я ломала голову, как украсить жизнь, позвонил Орлов,начал без предисловий: