– Мне так стыдно, – бормочу я. – Я переборщила. Я знаю.

– Нет, – твёрдо говорит Лукас. – Он переступил черту, а ты… ты просто среагировала.

– Это всё потому что он… он меня остановил. Он…

– Я знаю. Эм, не нужно объяснять. Не нужно ничего говорить.

Он смотрит на меня и ждёт, но мне больше нечего сказать. Адреналин отпускает меня так же быстро, как нахлынул, и меня прорывает. Я плачу ему в рубашку.

Да, я плачу, потому что мне стыдно, и потому что меня трясёт, и всё моё тело сжимает стыд и чувство вины, которые, я надеялась, уже давно меня покинули. Но больше всего я плачу оттого, что моё сердце разрывается, словно кровавая рана за рёбрами. Потому что я совсем одна и мне страшно. И я хочу рассказать об этом Лукасу, как рассказываю обо всём. И не могу. Я не могу, и вот почему так больно.

Лукас смотрит на меня, откидывает прилипшие к моим мокрым щекам пряди волос, тонкие, как паутина, и я вижу, как он сглатывает, как шевелится его кадык. Он печально смотрит на меня, и я чувствую между нами неловкость. Тяжёлую. Густую. Неподвижную. Мы оба застыли, не шевелясь.

«Скажи мне, – думаю я. – Скажи мне, что ты совершил ошибку».

– Эмми, – шепчет он. Его губы остаются приоткрытыми, будто слова хотят выйти, но не могут.

– Ты… ты женишься, – бормочу я почти неслышно.

– Я знаю.

На секунду мне кажется, что он сейчас меня поцелует. Я не хочу. И в то же время хочу. Но он глубоко вздыхает, говорит: «О Господи», – и делает шаг назад, будто только что очнулся.

– Т-ты хочешь ещё выпить? Или поедем д-домой?

Я смотрю на него. Мне хочется, чтобы он вновь шагнул ко мне, сказал мне, что чувствует то же самое. Но он проводит рукой по волосам, расправляет рубашку у шеи, и я вижу, как по нажатию кнопки, что вернулся уверенный Лукас. Всё понимающий, всё прекрасно осознающий Лукас.

– Ты оставайся, – говорю я, – а я поеду.

Обычно он спорит, настаивает, что мы поедем вместе, но сегодня лишь смотрит на бар, откуда грохочет музыка, и кивает.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – моё сердце падает камнем, и, попрощавшись, я бреду в том же направлении, в котором ушли Ана и Элиот. Я иду и иду безо всякой цели, остановившись только раз, чтобы посмотреть в небо. Звёзды – как брызги белой краски на чёрном шёлке, и я хочу спросить: почему? Почему ты притянул меня к нему сквозь столько миль, если всё закончилось вот так?

CD-диск № 4

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что

Трек 2. Я ненавижу

Трек 3. Когда

Трек 4. Ты

Трек 5. Уезжаешь

Воздушный Мальчик

x

– Ты про того типа с бородой?

Рози чешет нос.

– С бородой? Эмми, у него никогда в жизни не было бороды. Даже маленькой щетинки. Если честно, не знаю, о чём я только думала.

Я морщу лоб.

– Уверена, ты говорила, что он очень волосатый. Майк. Майк, у которого байк. И борода.

Рози смеётся, жуя сэндвич с креветкой.

– Это была не борода, чучело!

– А, ты думала, что это борода, но это оказалась грязь? – предполагает Фокс. Я в последний раз запускаю руку в пакетик с драже.

– Нет, Господи, оба вы тупицы. Майк – тот, у которого патлы сама знаешь где.

– А, вот оно что? Ну согласись, легко перепутать, – я сгибаюсь пополам от смеха и смотрю на Фокса, у которого такое выражение лица, будто он узнал, что высадка на Луну была ненастоящей, а запись сделана в студии.

– Не понял?

Рози смотрит на него, откусывает корочку от сэндвича.

– У него грива, Фокс. Самая настоящая грива. Как… – она смотрит по сторонам, будто ища глазами подходящее слово. – Как диско-парик, только в трусах.

Я хохочу, глядя, как Фокс гримасничает, словно пытается решить алгебраическое уравнение, и наконец заявляет:

– Думаю, Майк был бы обескуражен, услышав такое описание его промежности.

– Обескуражен, – Рози вновь заливается смехом. – Так говорит только моя бабушка.

– Только твоя бабушка и я, – уточняет Фокс, прислоняясь к ней.

Сидеть рядом с ними на августовском солнышке – лучшее лекарство. Лучше, чем куриный бульон. Я ничего так не хотела, как этого: вернуться на работу, увидеть их обоих, поболтать о свиданиях, о трудных сменах, о новых брюках Фокса всё с тем же огуречным узором. И о лобковых патлах, как выяснилось. Мне нужно было отдохнуть. Хотя бы немного собраться с мыслями, вернуться в колею. Эта ночь в баре сбила меня с ног, как песня, которая играла в тот вечер на Летнем балу, как случайно встреченный незнакомец, похожий на него, на Роберта Моргана. А потом – этот нелепый эпизод между мной и Лукасом, это напряжение.

Я всё списала на алкоголь. Лукас странно себя ведёт, когда напьётся. Примером тому может служить любой Новый год. Или наш двадцать пятый день рождения, когда он клюнул меня в губы и сказал: «Мать твою, я тебя так люблю, Эм!» – прежде чем его вывернуло на тротуар.

Но эта ночь показала мне, как мне дорог Шир-Сэндс. Утренние чаепития с Луизой под бурчание радио. Рози и Фокс. Тосты в кровати, глупые романтические фильмы. Тишина и возможность всё переварить.

– Мне кажется, ещё одну свадьбу за такой короткий срок Эмми не переживёт.

Я отвожу глаза от голубого горизонта.

– Чью свадьбу?

– Мою, – говорит Рози. – Вечером иду на свидание ещё с одним. Рави. У нас один и тот же знак зодиака, и его мама из Пакистана, как мои предки. Я уже сказала Фоксу – мне кажется, это судьба и мы поженимся.

– Да, это однозначно судьба, – говорю я. – Фокс, тебе нужна моя книжка, как стать лучшим другом жениха? Или могу прислать тебе электронную таблицу!

Фокс воздевает молочно-бледные руки к небу, закатывает глаза.

– Господи, ты и таблицу составила? Не надо мне такого счастья!

– Составила, – Рози кивает. – Она так старается, наша Эмми. Она и на Пинтересте постоянно торчит, а это всё равно что целая сраная библиотека. Невесты всего мира будут драться за такую свидетельницу, ты это понимаешь, Эм?

Я качаю головой, не отрываясь от банки «Севен-апа». Рози хмыкает. Я вновь качаю головой.

– Ну, может быть. Но лишь пока не выяснят, что единственную в своей жизни свадьбу я провела, таращась на жениха и стараясь не завизжать: «Какого чёрта это не я?». После этого меня, скорее всего, внесут в чёрный список и напишут про меня поучительную историю, как про ту психопатку из фильма «Рука, качающая колыбель».