– Джорджия, я не…

– Мне тебя жаль, – говорит она. – Неудивительно, что ты подставила моего папу. Твой даже не знает о тебе. И маме тоже на тебя насрать. Где она, Эм? Ну-ка, где?

Эшли смеётся и фыркает, словно пытается сдержать смех, и у меня сжимается грудь. Если бы я только не пошла на этот чёртов бал. Если бы я только не просила его помочь мне найти папу. Если бы я только не писала это письмо….

– Всё это жалко, – глаза Джорджии блестят от слёз. – Ты жалкая. И теперь у тебя нет вообще никого.

Джорджия поворачивается, распахивает дверь туалета и выходит. Эшли оглядывает меня с ног до головы.

– Шлюха, – шипит она.

Просыпаюсь от телефонного звонка. Звонит Лукас по фейстайму, и пиликанье, как тактичный будильник, деликатно выводит меня из сна. Мне нужна всего секунда, чтобы вспомнить. Всего один взгляд на мои сандалии у кровати, на сумку возле них, на вывалившееся из неё содержимое, и в моей голове отчётливо всплывает картинка, как я вчера доплелась до дома и рухнула в кровать. Марв. Мой отец. Элиот. Господи. Элиот. Бедный Элиот. Я была не в силах говорить, и он не настаивал, не давил на меня. Просто вёл и вёл машину. Я смотрела в окно, и когда он свернул к Фишерс-Уэй, я хрипло пробормотала: «Я не могу домой. Пожалуйста, можно я ещё тут побуду?». Он кивнул и ответил: «Ну хорошо, тогда давай кататься». Я не знаю, куда мы ехали, но он вёл и вёл машину целую вечность, стёкла были опущены, в них лился горячий августовский воздух. По радио играл Дэвид Боуи, Элиот негромко барабанил по рулю ему в такт. Мне было физически плохо. Я снова и снова прокручивала в голове его имя. Его образ. Марв. Не Питер. Не французский барабанщик. Шотландец Марв.

Спустя какое-то время Элиот остановил машину, колёса скрипнули по гравию. Я не знаю, куда мы приехали, но нас окружал густой сосновый лес, в тени которого была автостоянка. Среди деревьев стоял терминал. Элиот заглушил мотор.

– Тут всегда тихо, – сказал он. – Мне нужно позвонить, я выйду, хорошо?

Я сидела в машине, моё сердце колотилось, живот крутило. Я слышала, как Элиот неподалёку от машины говорит по телефону, но слов разобрать не могла. Он потирал затылок, щурился, глядя в темнеющее небо. Уверена, это была Ана.

Когда он вернулся в машину, я впервые с тех пор, как мы уехали, посмотрела ему в глаза.

Мы оба молчали. Элиот подбирал слова, а я просто боялась произнести что угодно вслух.

– Мне так жаль, Эмми, – наконец пробормотал он. – Мне очень жаль.

– Всё нормально, – только и могла выдавить я. Элиот вновь взял мою руку в свою, и я была благодарна, что он здесь, со мной. Потому что в моей душе было так пусто. Дело было не в том, что моим отцом оказался Марв. Дело было в том, что я искала Питера. Искала в интернете со школьных компьютеров, писала в соцсетях сообщения незнакомцам, всевозможным Питерам из Бретани, смотрела на Ask.com, на сайтах фестивалей, где мама могла встретить папу. Кто тогда этот Питер? Выдумка? Лишь бы я не узнала, что мой папа живёт за углом? Её фантазия или история, придуманная специально для меня? Ложь, которая привела к тому, что Роберт Морган, отец Джорджии, день за днём сидел рядом со мной, за соседним компьютером. Помогал мне. Мой отец Питер – вот из-за кого я в тот вечер пошла в кабинет информатики. Роберт Морган что-то находил: контакты, общих знакомых, гитариста джаз-группы, игравшей на фестивале, куда ездила мама. Но мы искали несуществующего человека. Если бы я знала, что мой отец – Марв… того, что случилось, никогда не случилось бы.

Я сжимаю в руке телефон, вижу имя Лукаса поверх надписей «Принять» и «Отклонить». Отвечаю. Счастливое, красивое лицо Лукаса появляется на экране, и я с трудом сдерживаю слёзы. Мы почти не говорили с той ночи в баре. Сейчас он в машине, на нём майка, волосы мокрые. Был в тренажёрном зале.

– Блин, я тебя разбудил?

Я натягиваю улыбку.

– Всё хорошо. Мне всё равно надо было вставать.

– Ужас, я говорю, как мой папаша, но я уже давно на ногах. Был в спортзале, потом завтракал.

– И чем же ты завтракал? – я зеваю. – Давай, расскажи, чтобы я позавидовала.

– Уж завидовать тут точно нечему, – Лукас смеётся. – Тост с авокадо. Яйца. Хлопья со вкусом чили. Чёрный хлеб.

– Уфф, – я потираю лицо. – Что с тобой, Лукас Моро?

– Ох, если бы в МакМаффинах с сосисками был протеин, я бы только их и ел, – вздыхает Лукас. Поправляет волосы, слегка надувает губы, как он всегда делает, глядя в зеркало, и говорит: – Ну вот, сегодня опять идём искать костюмы, на этот раз папе и Элу. И мама с нами. Если, конечно, Эл приедет. Мы его ждали вчера вечером, но он в последний момент сообщил, что не может. И кстати, где вы были?

Телефонный звонок в лесу. Значит, он отменил встречу с Лукасом из-за меня. Из-за меня, потому что я рыдала всю дорогу домой. Из-за меня, потому что я попросила его разрешить мне ещё посидеть в машине. Из-за меня, потому что он проводил меня до моей комнаты и спросил, нужно ли побыть со мной. Это было мило, и я даже хотела согласиться. Высокий, красивый Элиот с добрыми карими глазами.

Но эта мысль была невыносима. Я могла бы никогда не оказаться в том кабинете. Никогда не стать «девчонкой, которая….» Которая сама виновата, утверждали многие, что на неё навалились всем телом, разорвали на ней платье, когда она пыталась вырваться. А потом мне вспомнился девятнадцатый день рождения. И мне просто захотелось остаться одной. Чтобы рядом не было никого, даже Элиота. Потому что он был таким же, как все остальные, и слова, сказанные на той давней вечеринке, это доказали. Он был одним из тех, кто меня морально уничтожил, пусть даже сам того не желая.

– Эй, – спрашивает Лукас, – всё в порядке, Эм?

– Всё нормально. Я просто устала.

Лукас всё понимает. Он всегда всё понимает, когда я не хочу отвечать на его вопросы.

– Послушай, – он сглатывает, – мне правда очень жаль, что так получилось в этом баре. Том тебе писал…

Том. Он думает, дело в Томе. Он думает, дело в баре. Если бы он только был прав…

– И звонил, – говорю я. – И несколько раз извинился. Всё хорошо. Надеюсь, этот опыт его чему-то научит.

Лукас кивает.

– Мари сказала, ты прислала ей шикарные фото осветительных приборов для банкетного зала.

– Да, наткнулась, когда гуглила мальчишники и вот это всё…

Лукас улыбается, опускает глаза.

– Спасибо тебе, Эмми. Ты так нам помогаешь. Ты – я не знаю, блин, ты просто мечта! Без тебя бы я не справился. У меня от всего этого включился синдром самозванца[20], но ты… Ты меня так поддерживаешь. Я знаю, что могу на тебя положиться. Всегда.