Лев посмотрел на стоящую поблизости женщину с непривычным и, как казалось ему, грубо звучащим именем – Хибла. На вид ей можно было дать лет пятьдесят. Мешковатая куртка и широкая, до пят, юбка не скрывали худобы, граничащей с истощением. Черные с проседью волосы выбились из небрежного узла на затылке и развевались вокруг лица, казавшегося высеченным из камня неумелым скульптором: оно сплошь состояло из острых углов – выпирающие скулы, нос с горбинкой, глубокие впадины вместо щек, квадратный подбородок; в резких чертах не нашлось ни одной плавной линии. Глаза же, черные, огромные в сравнении с худым и маленьким лицом, наоборот, лучились жизнью, в них были неутомимая энергия, мощная сила, бесконечное упорство и безрассудная решимость матери, готовой на все ради своих детей. Лев ловил себя на том, что испытывает к этой женщине уважение, хотя и повстречал ее всего полчаса назад. Кстати сказать, момент встречи был настолько неожиданным, что Лев едва не налетел на нее на тропинке. Странно, он мог поклясться, что секунду назад на его пути никого не было. Женщина будто возникла прямо из воздуха, но, так как в подобные чудеса Лев не верил, то решил, что от нервного напряжения, усталости и голода у него возникли проблемы с восприятием действительности – попросту говоря, он словил «глюк». И потом, когда он шёл за Хиблой по тропе, ему казалось, что «глюк» время от времени повторяется: несколько раз она пропадала из поля зрения, но это было так мимолетно – буквально доля секунды, что тогда Лев не придал этому значения. Лишь сейчас, когда голод дал о себе знать урчанием в желудке, он вспомнил об этом и подумал, что надо бы что-то съесть, и, может быть, тогда «глюки» прекратятся. К счастью, ему удалось запастись едой: он купил в поселке плотный круг творожного сыра, кулек с чищеным фундуком, лаваш и вино в пластиковой бутылке и принялся доставать все это из недр своего рюкзака. Отломил край сырного круга – крошки крупными снежинками посыпались под ноги – и протянул Хибле, но та взглянула на еду с какой-то странной тоской и отказалась.

– Вам тоже необходимо подкрепиться, – пытался настаивать Лев, но женщина грустно улыбнулась и ответила:

– Я страшно объелась диким фундуком в лесу, пока искала Чинчу. Чинча – это мой осел. Наверное, он все-таки добрался до поселка, иначе где ж ему еще быть? – Она растерянно огляделась, скользя взглядом по очертаниям сосен и зарослей можжевельника, размытых вечерним сумраком.

– Еды еще много; как проголодаетесь, так сразу говорите, не стесняйтесь. – Лев бубнил с набитым ртом, понимая, что нужно спешить. Ночь неумолимо опускалась на горы. – Далеко нам идти до того пляжа, о котором вы рассказывали?

– До Белого пляжа? Нет, если идти быстро, то около часа. Но потом нужно проплыть морем вокруг скалы, однако вы с таким тяжелым рюкзаком не сможете.

– Что-нибудь придумаем. На берегу растут какие-нибудь деревья?

– Лес начинается в полусотне шагов от моря.

– Отлично! У меня есть топор. Свалю дерево и привяжу к нему рюкзак, – Лев дожевал кусок лаваша, сделал глоток вина, оказавшегося сладким, крепким и очень пахучим. – Хорошее делают у вас вино! – сообщил он, убирая бутылку в рюкзак. – В Москве ни за какие деньги такого не купишь!

– Некоторые наши виноделы смешивают виноград с персиком, иногда добавляют ягоды ежевики и пряные травы, – пояснила Хибла уже на ходу. Она шла впереди Льва по той же тропинке, по которой они пришли сюда, только в обратном направлении. Через некоторое время женщина сошла с нее и начала спускаться по горному склону, густо заросшему лесом. Лев едва поспевал следом за ней, удивляясь ловкости этой женщины. Сам он чудом удерживал вертикальное положение, рискуя сорваться и кубарем покатиться под откос. Фигура Хиблы удалялась, то и дело исчезая в зарослях. Лев цеплялся за нее взглядом, боясь отстать, и когда она в очередной раз пропала, он замер и попытался отыскать ее по звуку шагов. Вокруг стояла тишина. Ни единого хруста ветки, ни шуршания травы – ничего. Лев занервничал. Неужели он слишком медленно шел и отстал на большое расстояние? Вдруг Хибла вынырнула из-за дерева вдали и крикнула, помахав рукой:

– Я здесь! Идите осторожнее: справа обрыв, но его не видно за кустами! – И снова скрылась. Лев поспешил на зов, недоумевая, как этой женщине удается перемещаться в лесных дебрях совершенно бесшумно. Лев так и не слышал ее шагов, хотя сам ломился сквозь кусты, как потревоженный медведь.

В какой-то миг его нога провалилась в пустоту, и лишь колючие можжевеловые ветки, за которые он успел ухватиться, спасли его от гибели. В просветах между деревьями виднелся край обрыва, за которым зияла пропасть. Лев вспомнил, что Хибла предупреждала его об этом. Чертыхаясь, он принялся выдергивать из ладоней впившиеся в кожу шипы, похожие на острые костяные осколки.

– Лев, вы как там? – донесся до него взволнованный голос Хиблы. Наверное, она услышала сильный треск в кустах и испугалась, что он сорвался в пропасть.

– Порядок! – ответил он, собираясь пойти дальше, но внезапно его взгляд выхватил на серо-коричневом ковре из сухой хвои под ногами ярко-синее пятнышко, гладкое и блестящее, явно чужеродное в этом лесу. Еще до того, как его пальцы коснулись крошечного предмета, сердце сорвалось с места и подпрыгнуло, пытаясь выскочить из горла. Лев узнал в этой вещице пластмассового дельфинчика – Раюшкину заколку для волос! Трясущимися руками он выкорчевал ее, втоптанную, из влажной земли, и поднес к глазам, но в тот же миг вздрогнул, едва не выронив, оттого, что голос Хиблы прозвучал над самым ухом:

– Вот он где! Я так расстроилась, когда он потерялся! – Она стояла рядом и смотрела на предмет в его руках.

– Так это… ваше? – недоверчиво и разочарованно произнес Лев и нехотя протянул вещицу женщине.

Хибла хотела взять заколку, но та выпала из ее пальцев и, ударившись о землю рядом с носком торчащего из-под длинной юбки ботинка, отскочила и подлетела к ногам Льва, будто желая вернуться обратно к нему. Лев нагнулся, поднял вещицу и подал Хибле снова, но та вдруг замотала головой, а лицо ее сморщилось, будто она собиралась заплакать.

– Пусть у вас побудет, а то я вечно все теряю! – воскликнула она с деланной веселостью, но в ее глазах веселья не было и в помине.

– Так это ваша заколка? – Лев повертел фигурку в руках и заметил след от застывшего клея: резинка, которая была прикреплена в том месте, отсутствовала.

– Заколка? Я думала, что это игрушка. Я нашла ее на Белом пляже, в песке у входа в тоннель, – сообщила Хибла. Лев выдохнул в ответ:

– Рая там! Точно, там! Это заколка моей дочки!

Хибла закивала, успокаивающе бормоча:

– Да, наверное. Думаю, вы скоро увидите вашу дочь. Идемте, уже почти стемнело, а вам еще дерево рубить! – Она повернулась, шагнула в кусты и вдруг воскликнула:

– А вот и оторванный карман! – Ее пальцы попытались снять с ветки зацепившийся за колючку кусок черной тряпки, но лишь скользнули по нему, и женщина, будто обжегшись, отдернула руку, вскрикнув: – Да ну его, зачем он теперь нужен, оторванный!

Лев внимательно посмотрел на удаляющуюся спину Хиблы. С этой женщиной было что-то не так! Он видел, как ее пальцы прошли сквозь ветку, на которой висел тот клочок! И теперь Лев уже не был голоден, чтобы списать это на «глюк»! А что, если и раньше у него не было «глюков» и женщина исчезала на самом деле? А еще эти ее странные беззвучные шаги… Что-то с ней было не так, с этой Хиблой. Лев шел сзади и следил за мелькающими подошвами ее грубых ботинок, постепенно холодея от того, что видел: под ними совсем не сминалась трава! Вдруг мелькнула страшная мысль: «Что, если это не с женщиной что-то не так, а со мной? Может быть, я вижу то, чего нет на самом деле? Может быть, и меня уже нет на самом деле, просто я еще этого не понял?! Интересно, не умираю ли я сейчас, лежа на камнях пятью сотнями метров ниже, а все происходящее – «глюки» умирающего мозга?»