Но теперь, стоя на железнодорожном мосту над бездонной пропастью и глядя на парк санатория, Лев готов был признать, что ошибался. Этот парк был более подходящим во всех смыслах: укромнее – из-за абсолютной неприступности, загадочнее – казалось, в тени деревьев темнеют чьи-то силуэты, притягательнее – старая лестница с барельефами так и манила пройтись по ней. И еще вновь возникли испытанные в Новом Афоне чувства: странная ностальгия о чем-то несбывшемся и зовущая в неизвестность тоска, но в этот раз – гораздо сильнее. Может быть, из-за пустоты, появившейся в душе с уходом Веры, из-за страха за Раюшку, вконец измотавшего его за последнюю неделю, из-за видений, когда невозможно было поверить собственным глазам. Парк притягивал: казалось, что, прогуливаясь по его аллеям, можно было отыскать давно потерянное счастье. Может быть, причина возникновения подобных чувств заключалась в древней магии, наполняющей эти места? Лев подумал, что здесь, высоко в горах, рядом с облаками, мир должен быть лучше – ведь здесь так близко было небо!

Каменная лестница упиралась в широкое парадное крыльцо пятиэтажного здания, сплошь покрытого болезненными отметинами разрушения, незаметными издалека. И если подобная запущенность в парке выглядела даже притягательно, то вид разлагающегося дворца не вызывал желания войти в него. Воображение Льва тотчас нарисовало длинные темные коридоры с множеством приоткрытых дверей, из-за которых слышны шорохи, скрипы и протяжные вздохи. Но где-то там, в недрах этого громадного белого склепа, его ждала Раюшка, и Лев, внезапно опомнившись, торопливо зашагал вперед.

Мост кончился, и дальше рельсы двумя бесконечными змеями потянулись по склону горы, обвивая его. Прежде чем начать восхождение, Лев пересчитал количество витков – их было семь. «Не потому ли санаторию дали название «Седьмое небо»? – подумал он, глядя на плавающие вокруг горы облака. – Итак, небо первое», – с этой ироничной мыслью он шагнул на следующую шпалу, лежащую на узком уступе: слева была пропасть, справа – отвесная каменная стена, а метров на пять выше, склонившись над бездной, зеленели могучие тисы, выставив в пустоту оголенные корни. Над тисами ярко синело чистое безоблачное небо, такое высокое, что облака не доставали до него. «Таким и должно быть седьмое небо, – подумал Лев. – Безупречным».

Семь витков железной дороги показались Льву семью кругами ада, один другого ужаснее: пот стекал с него ручьями, его мучила нестерпимая жажда, утолить которую было нечем – вино не справлялось с этой задачей, от его сладости пить хотелось еще сильнее. Вдобавок от усталости и бессонной ночи начала кружиться голова, и Лев несколько раз чуть не сорвался в пропасть, порой балансируя на грани и цепляясь руками за неровности в скале. Воздух будто перестал проникать в легкие – от его недостатка в груди все болело и горело огнем. Когда рельсы отошли от пропасти и повернули на территорию парка, Лев пополз на четвереньках, не в силах больше стоять на ногах. Здание санатория маячило расплывчатым мутным пятном, до него оставалось уже немного, но Лев понял, что не сможет сразу войти туда: ему срочно нужна была передышка. Он скатился с невысокой насыпи железнодорожного полотна и очутился под ветвями магнолии – узнал ее по жестким кожистым листьям. Обхватив руками рюкзак, Лев в изнеможении рухнул на него лицом и закрыл глаза. «Всего пять минут», – подумал он, проваливаясь в темноту, исчерченную желтыми и красными полосами.

Неожиданно прямо над ухом раздался шепот:

– Не шуми!

Лев с трудом поднял голову и открыл глаза. Рядом с ним под ветками магнолии сидел мальчик. От неожиданности Лев подскочил и нырнул головой в листву, из которой с трудом выпутался, едва не выколов себе глаза острыми сучками. Непонятно откуда появившийся мальчик все еще был на том же месте и таращился на Льва огромными испуганными глазами.

– Откуда ты взялся? – спросил Лев потрясенно.

– Я прячусь, – едва слышно произнес мальчуган и снова повторил: – Не шуми!

– От кого прячешься? – Лев с любопытством разглядывал парнишку, пытаясь понять, кого тот ему напоминает, хотя и был уверен, что видит его впервые.

– Здесь абауаю! – Мальчик произнёс странное слово, похожее на колдовское заклинание.

– Что такое абуаю? – уточнил Лев.

– Абауаю! – поправил его тот, выговаривая по слогам. – Аба-у-аю. Только тихо! Если услышит нас, нам не уйти.

– Кто услышит? – Лев удивленно огляделся. В просветах между ветвей магнолии была видна часть парка, выглядевшего совершенно безлюдным.

– Чудовище! – пояснил мальчуган. – Оно огромное и кровожадное, и у него железные когти, а из груди торчит лезвие топора, которым оно разрезает тех, кого поймает, одним махом – вот так! – Мальчик прижал к груди обе ладошки и выпучил глаза, полные ужаса. – Абауаю знает всех по имени, потому что злые духи помогают ему. И если оно позовет, то уйти уже не выйдет. Главное – чтобы чудище не увидело нас.

– Ладно, понял. – Лев кивнул, подыгрывая. – Тебя как зовут-то?

– Энвер.

Ответ резанул слух, и тотчас из памяти вынырнуло грустное лицо Хиблы, шепчущей: «Энвер – мой сын». Так вот почему лицо мальчика показалось таким знакомым! Он был похож на свою мать, как две капли воды: такое же угловатое маленькое личико, нос с большой горбинкой и огромные темно-карие глаза на пол-лица. Но Лев помнил, что Хибла рассказывала о десяти годах поиска и говорила, что теперь ее Энверу должно быть двадцать лет. Мальчик, сидящий рядом, едва тянул на десятилетнего. Как это возможно? Или, все-таки, это другой мальчик?

– А откуда ты? Из санатория? – спросил Лев.

– Я сбежал, – прошипел Энвер и прижал палец к губам. Взгляд его устремился куда-то за спину Льва, заставив того непроизвольно оглянуться.

Вначале Лев моргнул, решив, что у него что-то случилось со зрением – возможно, из-за сучка, попавшего в глаз. Но картина перед ним осталась прежней, хотя то, что было на ней, просто не могло существовать в реальности. Лев моргнул еще несколько раз, но огромное гориллоподобное существо, стоящее у соседнего дерева на четвереньках, никуда не исчезало. Существо выглядело бы, как человек, страдающий нездоровым гигантизмом – ростом не меньше двух с половиной метров, с массивными конечностями и непропорционально мелкой головой, если бы не короткая густая шерсть, или щетина, покрывающая все его тело. Смотрело оно в противоположную сторону, поэтому лица (или морды – в зависимости от того, кем являлось это жуткое существо) Лев рассмотреть не мог. Желая получить ответы на разрывающие мозг вопросы, Лев обернулся к новому знакомому, но того как не бывало: взгляд встретил пустоту. Поблизости ни одна ветка не покачивалась, и невозможно было представить, каким образом мальчишке удалось уйти, совершенно ничего не задев. Ветви магнолии куполом окружали их, и листва росла достаточно плотно. Инстинкт самосохранения заставил Льва вновь обернуться к чудовищу, и тут уж он совершенно опешил: существо тоже исчезло, причем было ясно, что уйти незамеченным оно просто не успело бы! Напрашивался неутешительный вывод о галлюцинациях. Лев решил, что непрерывный стресс, отсутствие сна и скудная еда сыграли с его разумом очередную злую шутку. Он потряс головой, будто это могло привести в порядок его мозги, выбрался из-под ветвей, захватив рюкзак, и обошел вокруг дерева. Ни мальчиков, ни чудовищ при этом не обнаружилось. Лев перевел взгляд на крыльцо санаторного корпуса, залитого ярким солнечным светом: до него было рукой подать. Думать об отдыхе в нескольких десятках шагов от дочери, с которой каждую секунду могло случиться что-то ужасное, показалось Льву кощунством. Собрав жалкие остатки сил, он направился к зданию, чувствуя, как каждый нерв в его теле натягивается струной. Скоро все станет ясно. Секреты вот-вот откроются. Всего несколько шагов…