Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Келлан
Как только я выхожу из машины, на меня с визгом летят Дилан и Дэвид. Пятилетним мальчишкам невдомек, что я могу не удержаться на ногах, если на такой скорости врезаться мне в ноги. Я группируюсь и слегка присаживаюсь, чтобы наверняка поймать их.
– Дядя Кел! – кричат они в один голос и на моем лице расплывается широкая улыбка, которой там не было всю последнюю неделю.
– Привет, сорванцы, – со смехом произношу я, и подхватываю обоих на руки.
Ощущение прижатых ко мне нагретых солнцем маленьких тел и ручек, обхватывающих меня за шею, творят чудеса. Никто и ничто в мире не способно подарить мне такое умиротворение. Ну, разве что крошка в воздушном розовом платье и с самой очаровательной улыбкой на свете, пусть даже в ней и не хватает нескольких зубов. Моя любимая малышка Мэдди, которая стала первенцем в семье моего брата, и всеобщей любимицей. Она знает, что может заполучить все на свете, стоит ей только посмотреть своими кристально чистыми голубыми глазками, улыбнуться – и все, я положу к ее ногам целый мир.
Я равнодушен к детям в целом, но эта троица за секунду может растопить мое каменное сердце. Мама даже как-то пошутила, что если бы я мог обзавестись ребенком, не женившись, то с радостью бы это сделал.
– Привет, сын. – Как только племянники несутся назад к дому, отец обнимает меня и похлопывает по плечу. – Как доехал?
– Трафик, как всегда, сумасшедший в выходные, но я справился.
– Идем.
Я забираю сумку из багажника и иду с папой в дом.
– Как на работе? – коротко спрашивает он.
– Все хорошо, – отвечаю.
– Слышал, ты выиграл дело Лейтольд.
– Слухи распространяются быстро.
– Ну, учитывая то, что твое дело стало прецедентом, можно сказать и так. Но не забывай, что твоя мама не пропускает колонки сплетен ни в одной газете, так что, даже если бы я не узнал эту новость в своем офисе, то наверняка услышал бы от нее. Я горжусь тобой, сын.
– Спасибо, пап.
Мы подходим к крыльцу, где, сжимая в руках плюшевого медведя, стоит Мэдди и улыбается своим щербатым ротиком. Я отставляю сумку в сторону и присаживаюсь.
– Привет, Мэдди.
– Привет, – отзывается она таким голоском, который напоминает перезвон колокольчиков.
– Почему ты не побежала мне навстречу?
– Мама сказала, что принцессы не бегают.
– Так ты решила все-таки ею стать?
– Не знаю, дядя Кел, пока еще не встретила принца. Но мама говорит, что к этому нужно готовиться заранее.
– У меня есть для тебя предложение. – В глазах Мэдди вспыхивает интерес. – Давай на эти выходные в честь моего приезда забудем о приличиях и побудем собой, ладно? Поскольку принца пока рядом нет, мы можем побегать по саду и пострелять из водных пистолетов. Как тебе идея.
Мэдди энергично кивает и разворачивается, чтобы убежать.
– Я только купальник надену!
– Эй, а обнимашки для меня?
– Ой, – произносит она, снова повернувшись ко мне и прикрыв ладошкой рот. —Совсем забыла.
А потом она бросается ко мне, откинув медведя, и виснет на моей шее. Я начинаю целовать ее пухлые щечки быстро и часто, а она хохочет. Как только я разжимаю объятия, хмурюсь и угрожающе произношу:
– Приехал целовака! Он тебя сейчас зацелует!
Мэдди взвизгивает и забегает в дом. А я выпрямляюсь и снова подхватываю сумку. Иногда я веду себя как идиот, но только ради этих детишек, потому что люблю их до головокружения.
Мы входим в дом и из кухни навстречу мне семенит мама. На ее лице, как всегда, широкая ласковая улыбка, а глаза светятся теплотой. Иногда я задаюсь вопросом, как мои сексуальные вкусы могли свернуть в сторону жестокости, ведь я рос в любви и понимании. Быстро отбросив мысли о сексе, я сосредотачиваюсь на маме. Заключаю ее в объятия, поднимаю на руки и кружу, отчего она заливисто смеется и легонько шлепает меня по плечу.
– Проказник, поставь меня на место! – шутливо ругается она.
Я выполняю мамину просьбу и осматриваюсь. В этом доме ничего не поменялось, обстановка осталась прежней, как и наличие запаха маминых фруктовых пирогов.
– С чем на этот раз? – спрашиваю я, и она знает, о чем я говорю.
– С вишнями и шоколадной крошкой.
– О, мам, я не смогу отсюда уехать никогда.
– А я тебе предлагала оставаться.
– И жить в тени великого адвоката Бена Абрамса? Ну нет.
– Лучше жить в тени Каллахана и Кляйна, – бурчит папа.
Я с улыбкой поворачиваюсь к нему.
– Я скоро стану старшим партнером и буду отбрасывать достаточно тени, чтобы потягаться с тобой в суде, пап.
Отец качает головой и усмехается.
– Лесли, так мы есть сегодня будем?
– А где Эйдан с Тиной? – спрашиваю я, оглядываясь.
– Должны уже вернуться из магазина, – отвечает мама, направляясь в кухню.
В этот момент дверь распахивается и в дом входит мой брат со своей женой. Эйдан передает отцу пакеты с покупками, а сам обнимает меня.
– Привет, чертяка. Не виделись с самого Рождества.
– Почаще приезжай к родителям, – отзываюсь я, хлопая его по плечу.
– Ладно, все, идемте кушать, – зовет нас мама, хлопая в ладоши.
Наш обед, как и любой другой прием пище в этом доме, напоминает собой торжество хаоса на Земле. Дети носятся вокруг стола с пустыми водными пистолетами, пока дожидаются, когда я поем. Они все одеты в купальные костюмы. Мама пытается вразумить их, а Тина – всунуть хотя бы одну вилку макарон в каждый из ртов. Учитывая то, с какой скоростью они носятся, Дилану перепадает чаще остальных. За обедом мы обсуждаем последние новости и планы на отпуск.
Как только обед заканчивается, под давлением трех умоляющих взглядов маленьких глазок, вместо того, чтобы отдохнуть, я иду в свою комнату, чтобы переодеться в купальные шорты. А потом сад родителей превращается в место боевых действий между мной и моими племянниками. Мы с визгом носимся между деревьев и кустов, обстреливая друг друга из водных пистолетов. В это время остальные члены моей семьи купаются в бассейне и нежатся на шезлонгах. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что нуждался в этих выходных. Снова побыть беззаботным человеком, ребенком в доме своих родителей, и просто человеком, который не должен демонстрировать силу и могущество.
Мысли тут же практически с визгом шин притормаживают, и, клянусь, я чувствую запах жженой резины. Трясу головой, чтобы избавиться от них. Потому что вопрос: «А что, если бы мне понравилось испытать на себе то, что испытывает сабмиссив Одри?» прожигает мне мозг. Это, мать твою, неправильно, и я уверен, что не хочу меняться ролями с сабой. Но где-то в глубине души червячок сомнения точит мою уверенность, оправдывая все тем, что я все равно задолжал ей сессию в качестве Нижнего, так что мне в любом случае придется на пару часов поступиться своими принципами.