— Знакомо, — проговорил Олег медленно.

Он трогал руками туман, лепил из него, как из вязкого снега,фигуры, что так и плавали, едва разжимал пальцы. Туман стоял плотный, но хотядул довольно свежий ветерок, оставался на месте. Над ним пролетали птицы,озадаченно чирикали. Один воробей решился нырнул вниз, исчез. Послышалсяпрерванный писк. Томасу показалось, что на миг вспыхнул слабый огонек.

— У нас туманы не такие, — заявил Томас хмуро.

— Ты слыхал про тьму египетскую?

— Я-то слыхал, — удивился Томас. — Священникуши прожужжал в походе... Но ты неужто читал Священное Писание?

— Ну, не целиком... Его писали так долго, что мненадоело заглядывать через плечо. А вот тьму подобную встречал. И не только вЕгипте.

— А чего ж ее зовут египетской?

— А тогда только в Египте было трое-четверо грамотных.Ты бы слез. Скакать через лес в таком тумане — это даже коню шею сломать.

Они пошли пешком, ведя коней в поводу. Яра держалась позади.

Олег наткнулся на валежину, что перегородила дорогу, нырнулпод нее и пропал. Томас на всякий случай потыкал в дерево копьем, но оно, к егоудивлению, не вцепилось зубами, не ударило хвостом, вообще не ответило. Этооказалось в самом деле простое дерево... или же нечто, что очень хорошоприкидывается деревом.

— Эй, ты скоро там?

— Иду, — сказал Томас твердо. — Только тызнаешь, куда идти?

— Здесь перекресток. Решим.

Сзади ощутил дыхание крупного зверя. Развернулся, какужаленный, молниеносно выдернул меч. Из тумана торчали широко раздутые ноздриконя Яры. Женщина угадывалась рядом. Томас ощутил ее по неуловимому запахутрав.

— Пресвятая Дева! — сказал Томас с сердцем.Подумал зло, что надо в первом же селении оставить женщину с такими лиловымиглазами. Наверняка ведьму. Чачар везли с собой почти до самого Константинополя,натерпелись, могли бы научиться не связываться в дороге с женщинами...

Снова подпрыгнул, когда внезапно из белого клубка высунулисьпальцы, цапнули за руку. Голос невидимого калики проревел прямо над ухом:

— Перекресток... Три дороги перед нами. И еще одна —назад.

— Ну и что? — сказал Томас подозрительно. — Унас одна дорога! На северо-запад. Правда, я здесь его не отыщу.

— Я-то отыщу...

В руке калики блеснула монетка. Он швырнул ее высоко вверх,она пропала в тумане. Томас ждал долго, монета словно растворилась в вязкомвоздухе. Они с каликой сделали еще два осторожных шага вперед, и тут монеташлепнулась в подставленную ладонь.

— Ловко, — сказал Томас с восторгом. — Я стобой играть не сяду!

— Налево. — Калика мельком взглянул на монету.

Томас послушно повернул, лишь затем завопил запоздало:

— У тебя и деньги стали языческими оберегами?

Олег хитро сощурился:

— Ага. Что делать будешь? Больше не возьмешь деньги вруки? Ты прав,

деньги — зло.

— Зло, — ответил Томас сердито, — когда ихмало. Или когда вовсе нет. Но я не поддамся на твои языческие штучки!

— Все равно на деньги будут загадывать.

— Не будут. Христиане — другой народ.

— Ты же сам сказал, что там лучшие умы. Они могутпросчитать каждый шаг. Работают по строгой логике.

— Но... могут просчитать, что ты додумаешься подброситьмонету!

— Могут. Но чтобы все умы сказали точно, что выпадет...

— Все-таки пятьдесят на пятьдесят.

Олег хмуро улыбнулся:

— А мы вскоре подбросим монету еще. И еще.

Они двигались, облепленные вязким туманом, как в овсяномкиселе, прощупывали каждый шаг. Впереди послышались беззаботные крики птиц,даже кони приободрились.

Из тумана вышли внезапно. Томас вздохнул облегченно, глазабыли большие. Таких туманов не знавал даже в Лондоне.

Он провел рукой по крупу коня, покрытому крупными каплямивлаги.

— Сэр калика, я весь мокрый.

— Остановимся обсушиться? — предложил Олег.

Рыцарь оглянулся на женщину. Мокрое платье так дразнящеобрисовывало ее развитую фигуру, что у него пересохло во рту и ослабели колени.Силен Сатана, мелькнуло у него в голове. Но и воины Христовы должны бытьсильны. Его желание — желание всего лишь бренного тела. А тело — это ножны дляего двуручного... а черт, что лезет в голову... двуручного меча его духа.Покинув ножны, меч может совершить больше дел, чем покоясь в ножнах. Так и духего, покинув тело, совершит еще больше... Гм... Но и сейчас дух должен владетьтелом, обуздывать!

— Еще чего! — выдавил он с трудом. — Незима... Обсохнем на ходу.

Когда кони добрели до ключа, что бил из-под корнейстарой-старой сосны, расколотой надвое молнией, Томас все же сдался.

— Привал всему войску! Кони не люди, им передохнутьнадо.

Ключевая вода, вызванная ударом стрелы Перуна, грома, какговорили волхвы, вкусно пахла свежей хвоей, травами, от холода ломило зубы.

Олег сбросил шкуру, ополаскивался. Томас уважительно смотрелна могучее тело язычника. Ни капли жира, весь из тугих жил, прокаленный зноем иисхлестанный северными ветрами. Двигается неторопливо, устало, он все времявыглядит усталым, словно постоянно держит на плечах целую гору. Сердце щемит отжалости: так хочется помочь — обратить в истинную веру!

— Где, говоришь, — обратился он к Яре, — твояродня?

— У полабов, — повторила она терпеливо. — Этоеще недели две, если ползти так, как мы сейчас.

Томас издал тихий стон. Олег вытерся, крикнул бодро:

— И ни одного замка по дороге! Пропадешь, как свей безмасла...

— Без замков худо, — признался Томас. — Я незнал, что отсюда до самой Британии земли покрыты деревьями, как вепрь щетиной.Нас везли к сарацинам морем, по окружной дороге. Хоть небо видели.

— Потому тут все из бревен, — пояснил Олег. —Даже курятники. А уж терема, сторожевые башни, крепости и крепостицы... Самыеукрепленные называются кремлями. Этих кремлей здесь больше, чем муравьиных куч.

— От степняков?

— От них.

Томас покрутил головой.

— Как они вообще не смели все веси мирных земледельцев— ума не приложу.

Олег криво улыбнулся.

— Сэр Томас... Когда-то здесь степняки царствовалибезраздельно. Какой потребовался переворот, чтобы ссадить их с коней на землю!Теперь ковыряют землю. И постепенно отодвигают кочевников дальше. К краю земли.Пока не столкнут.