— Не хотела. Ни того, ни другого, — рассудительно ответилаСвета. — Если дети у меня и будут, то не хочу я исключительных. Путь будутнормальные здоровые дети. Других не желаю.

— Почему? Это так здорово — быть матерью известногочеловека.

Представляешь? Все говорят, что твой сын гений! Это жездорово!

— Фантазерка ты, Римма, — добродушно заметила Света. — Что вэтом хорошего? У гениев жизнь всегда тяжелая. У кого из них легкая жизнь была,назови хоть одного. Толстой из дома ушел, всю жизнь мучился. Чехов в сорок снебольшим умер, от чахотки, говорят, плакал по ночам, когда жена не приезжала.

По гастролям моталась. Достоевский вообще эпилептиком был, вкарты все проигрывал. Безумный Ван Гог ухо себе отрезал, голодал, Бетховенпочти оглох, Рембрандт в нищете умер, да и все остальные плохо кончали. Нет уж,пусть ребенок растет нормальным и здоровым. А гении пусть у других женщинрождаются.

— Эх ты! — махнула рукой Римма, — а еще культуройруководишь. Как же ты не понимаешь, что такие люди историю двигают. Что без ниху нас жизнь была бы тусклая и бедная.

— Понимаю. Все понимаю. Но ты спрашиваешь, хочу ли я родитьгения. А я тебе говорю: не хочу. И никакая нормальная мать не захочет. Они всес комплексами, по жизни неполноценные какие-то. Словно природа мстит им загениальность. Многие умирают молодыми, иные спиваются, стреляются, уходят издома. В общем, жизнь у них тяжелая. А после смерти, глядишь, кто-то опомнится иговорит: мы же гения потеряли! И сразу начинают вспоминать, какой необычныйчеловек был. Нет, Римма, я уж без гения обойдусь в своей семье.

Римма решила переменить тему:

— Давай еще раз позвоним Вадиму и будем собираться вПодольск. Останемся живыми, вот тогда и решим, кого нам рожать. Может, мы стобой тоже переедем в Подольск.

Римма подошла к телефону и набрала номер «Коммерц-журнала»,где работал Вадим. Ответила какая-то сотрудница журнала.

— Римма Кривцова, из газеты «Новое время», хочу поговорить сВадимом, — представилась она.

— Его нет и вряд ли будет в ближайшее время.

— Почему?

— Он в больнице.

— Где? — она сжала трубку с такой силой, что пальцыпобелели.

Света испуганно взглянула на нее.

— Он в больнице, — подтвердила женщина, — у него сломанырука и два ребра.

— Как это случилось? — закричала Римма. — Где, когда?

— Девушка, не мешайте работать. Если вы его знакомая, можетепоехать к нему в больницу. Если нет, позвоните завтра, я вам все подробнорасскажу.

Сейчас мне очень некогда.

— В какой он больнице?

— У Склифосовского. Тридцать четвертая палата.

— Что с ним случилось? Поймите, мне очень нужно знать.Скажите два слова.

— Мы пока не в курсе. Говорят, что неизвестные хулиганынапали на него, избили и отобрали сумку. Вот и все.

— Отобрали сумку, — растерянно повторила Римма, — амагнитофон у него забрали?

— Какой магнитофон? Больше пока ничего не знаем. Еслихотите, можете сами навестить его в больнице.

— Да, конечно. До свидания.

— До свидания, — буркнула сотрудница журнала и положилатрубку.

— Что случилось? — спросила Света. — На тебе лица нет!

— Вчера вечером на Вадима напали. Неизвестные избили его иотобрали сумку с вещами, — сквозь слезы сказала Римма. — Думаешь, случайно?

— Нет, — убежденно ответила Света. — Не случайно. Они егождали. Это я во всем виновата. Он услышал, когда я говорила про Вадима. Это я,дура, во всем виновата…

— Успокойся, — одернула ее Римма. — Тогда я виновата большевсех. Я дала ему магнитофон и подставила под бандитов. Давай поедем к нему.Может, что-нибудь узнаем. Там бандитов наверняка не будет. Они уже сделали своечерное дело.

— Какие бандиты? — с горечью сказала Света. — Это самыенастоящие террористы и убийцы.

— Вот мы все и выясним там. Одевайся. В Подольск поедемпосле. Только давай позвоним Николаю Николаевичу и все расскажем.

— Звони, — согласилась Света.

Римма в который раз подошла к телефону. Набрала номерпрямого телефона Главного, но тот не отвечал. Подождала минуту и положилатрубку.

— Уже не отвечает, — сообщила она подруге.

— Поехали быстрее, — вскочила та. — Потом дозвонимся. Нужноузнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать изМосквы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет надвадцать.

— Кончай паниковать, — прервала ее Римма. — Если пленкапропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я влицо видела. Ничего страшного. Все им расскажем. Там тоже не дураки работают.Сразу все поймут.

Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, самавиновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а яиспугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить,остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что неповерят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. Утебя деньги остались?

— Немного.

— У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам вседеньги как потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим, все ахнут.Пусть только попробует Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду,пока статья не пойдет в набор.

— Позвони ему еще раз, — предложила Света. — Или в приемнуюпозвони.

Узнай, куда уехал Главный.

Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы.Секунду-вторую она молчала, а потом заорала:

— Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как этопогиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как все случилось? Слушай, неплачь, объясни…

Света замерла, понимая, что случилось нечто невероятное.Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цвета. Она закусила губу.

— Что? — спросила Света с ужасом.

— Десять… минут назад… погиб Николай Николаевич, — сказалаона заикаясь, дрожащим голосом. — Какой-то самосвал врезался в его машину.Водитель доставлен в больницу в бессознательном состоянии, он еще живой, аГлебов…

Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала.

— Это я… — говорила она, причитая и раскачиваясь, — это я вовсем виновата. Это я…

Света хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее вгорле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по ихвине.