Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принцип толерантности в сфере религии никогда не вошел бы в политическую реальность, когда бы не настоящее культурное землетрясение, произведенное научно-технической революцией в ту эпоху[114]. На протяжении одного столетия в науке произошел качественный скачок, который полностью перевернул наши представления о природе. Ньютонова оптика, его же три закона классической механики, прорывы в области химии, анатомии и физиологии – все это в XVII и XVIII веках положило начало процессу, с ошеломительной быстротой выявившему законы, которым подчиняется природа. Все отчетливее оформлялся вывод, что вера и наука – две абсолютно разные формы познания, на чем особо настаивал Кант, великий философ и систематик 2-й половины XVIII века. Ход истории, равно как и происхождение мира и природы, уже нельзя было объяснить, ссылаясь на буквальное понимание Библии. Если Библия исчисляла возраст Земли несколькими тысячелетиями, то геология уже в конце XVIII века заговорила о сотнях миллионов лет, сегодня называют цифру 4,5 миллиарда лет. С возникновением биологической теории эволюции пал последний бастион авраамических религий – тезис о метафизически выделенном месте человека во Вселенной. Наука рассматривает человека как часть природы, подчиненную ее общим законам[115]. Католическая церковь, которая еще в 1633 году заставила Галилео Галилея отречься от коперниканского понимания законов космоса, а в 1663-м наложила посмертный запрет на труды философа Рене Декарта, вынуждена была согласиться, что в данном случае защищает иллюзорные рубежи. Как устроен мир, как он движется и функционирует, уже нельзя было объяснять посредством библейской экзегезы – но лишь с помощью телескопов, лабораторных исследований и математических уравнений. Если в XVIII веке отдельных ученых-одиночек соединяли лишь неформальные связи, то уже век XIX дал рождение крупным университетам как исследовательским центрам, авторитетно утвердившим, что отныне выявление законов природы должно вестись лишь научными методами. Дух просветительской критики возобладал над авторитетом церковного предания. В ходе промышленной революции этот перелом сказался в виде радикальной трансформации экономики и самого общества. Принцип толерантности зиждется на трех основах. Это, во-первых, оттеснение на задний план религиозных (в Европе читай: церковных) авторитетов во всех вопросах мироустройства, во-вторых, тезис о свободе и автономности личности, который Кант поместил в центр своей моральной философии, а Джон Стюарт Милль считал стержневой ценностью политики: каждый индивид должен быть защищен от государственного и церковного произвола, и, в-третьих, убежденность, что никакая форма критики не может быть подвергнута репрессии и умолчанию. И относится это не только к главным представителям Просвещения, философам, но и к любым авторам критических высказываний в романе, пьесе или сатирической газетной заметке. Литература и театр – от едкой сатиры Свифта и Вольтера до стендап-комедий Ленни Брюса и нынешних сатирических журналов – играют важнейшую роль в развитии и утверждении либерального общественного порядка.
КОЛОНИАЛИЗМ И ДВЕ МИРОВЫЕ ВОЙНЫ
Идеалы Просвещения воплощались в реальность не без помех и отступлений. Французская революция очень скоро из торжества свободы, равенства и братства переродилась в тиранию[116] – современное понятие «террор» отсылает прежде всего к Робеспьеру, который методически использовал террористическую практику как средство для поддержания власти. В конце концов не кто иной, как короновавший сам себя император, принялся внедрять принципы Просвещения в Европе (и Северной Африке) своими военными походами. В XIX веке либеральная демократия распространялась в мире отнюдь не с быстротой лесного пожара. Историко-политическая наука приходит к выводу, что в XX веке образовалось всего восемь подлинно демократических государств. Даже промышленная революция не всегда приводит к приоритету прав человека. Романы Чарльза Диккенса наглядно рисуют людские бедствия в промышленных городах, где угнетенных рабочих мирят с жизнью только неиссякающие струи джина.
Тягчайший грех Запада, мнящего себя вполне просвещенным и цивилизованным, состоит в том, что даже и в XX веке он крайне неравномерно распространял по миру ценности свободы и прав человека. Еще в XVI веке Португалия, Испания, Британия и даже либеральная Голландия не подвергали никакому сомнению свое право делить между собой регионы Земли, о которой они только и знали, что она представляет собой подобие шара. Цель (состоявшую в экспорте христианства и импорте сырья) оправдывала практически любые средства. Население целых континентов было порабощено или жестоко уничтожаемо: инки и ацтеки Центральной и Южной Америки, индейцы Северной Америки, коренные африканцы. Последних именно из-за их цвета кожи с помощью поверхностно-рационалистического толкования некоторых библейских положений легко и просто зачисляли в категорию недочеловеков[117]. В самой Европе дискриминировали евреев, во многих странах их репрессировали и преследовали. Даже в XIX веке, проникнутом идеями Просвещения, эти тенденции продолжали крепнуть и развиваться: с какой-то лихорадочной поспешностью были колонизованы последние белые пятна на карте мира, а их население подвергнуто самой губительной эксплуатации. Достаточно вспомнить чудовищное разграбление, учиненное Бельгией в Конго. Что же касается США, первой страны Нового времени, осознанно положившей в основу своей государственности идеи Просвещения, то она вплоть до второй половины XX века ввозила на свою территорию рабов из Черной Африки.
Если же отвлечься от этих «частностей», Европа переживала в XIX веке пору своего расцвета. В 1815 году на Венском конгрессе были заложены основы для беспримерной политической стабильности, колонизация и промышленная революция довели общее благосостояние до прежде небывалого уровня. В большинстве стран буржуазия постепенно перенимала у аристократии политическую власть. Высокая культура больше не зависела от благосклонности церковных покровителей и меценатствующих аристократов, повсюду создавались симфонические оркестры, в крупных европейских городах строились оперные театры неслыханного великолепия. С появлением новых университетов образовалась институциональная инфраструктура, которая обеспечила бурный рост самых разных наук, от физики и медицины до новых дисциплин, как, например, сравнительная филология. Запад мог теперь по праву гордиться тем, что не только превратился в недосягаемый центр силы, но и создал высочайшую цивилизацию в истории человечества, то есть воплотил предвидения мыслителей эпохи Просвещения[118].
Самодовольство, однако, слетело с Европы в ходе двух мировых войн и начавшегося распада колониальной системы. По замечанию историка Нила Фергюсона, чтобы наглядно убедиться в этом, достаточно бегло сравнить атлас мира по состоянию на 1914 и 1980 годы. В начале ХХ века под управлением стран Запада было около двух третей всей земной суши, и хотя Португалия и Испания потеряли свои колонии в Южной Америке, западные державы по-прежнему правили в Африке, Австралии, Индии, а равно и в Юго-Восточной Азии. Семьюдесятью годами позже от этих империй практически ничего не осталось. Потеря Великобританией в 1977 году китайского Гонконга стала символическим концом колонизационного процесса.
Но не только свертывание колониальной империи, а с тем и потерю силы и влияния пришлось пережить Западу в XX веке. По нарциссическому автопортрету центра мировой цивилизации поползла глубокая трещина. «Великая война» 1914—1918,