Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени женщина уже не единожды получала угрозы и давно жила в засекреченном месте. И подобно тому, как это было с Рушди, через некоторое время был поднят вопрос о цене, в которую обходится ее охрана. До сих пор не вполне ясно, стало ли это одной из причин, по которым Рита Вердонк, тогдашний министр интеграции и иммиграции, в мае 2006 года объявила гражданский статус Хирcи Али незаконным и в кратчайший срок лишила ее гражданства, обосновав эти действия ложными данными, которые женщина сообщила о себе при запросе убежища. Сама Хирcи Али, по крайней мере, многократно называла именно эту причину в разговорах с членами правительства и с однопартийцами. Публичную известность это дело приобрело с 2002 года[108]. Хотя отказ в гражданстве вскоре был отменен, Хирси Али в итоге эмигрировала в США, где получила должность в консервативном исследовательском центре Американского института предпринимательства. В 2011 году Хирcи Али вышла замуж за британского историка Нила Фергюсона, преподавателя Гарвардского университета, в 2003-м она получила американское гражданство.
Оба случая – Рушди и Хирси Али – вызывают целый ряд вопросов. Почему и тот и другая в Европе были подвергнуты критике за их общественную позицию, которая недвусмысленно защищена правом на свободу слова? и Британия, и Нидерланды вздохнули свободнее, когда Рушди и Хирси Али эмигрировали в США. И почему Америка, напротив, с готовностью предоставила этим людям защиту и стала для них новой родиной, тогда как европейские государства, чье гражданство они уже имели, не справились с этой ролью? Но не стоит удивляться тому, с какой опаской европейские политики подступаются к столь противоречивым и взрывоопасным темам. В Западной Европе доля мусульманского населения составляет в среднем около пяти процентов. Их чувства, равно как и чувства всех остальных социальных групп (неважно, больших или малых), непременно следует уважать. Либеральный общественный порядок зиждется на главном принципе: праве на свободное изъявление мнений, и защита этого права является важнейшим долгом либеральной демократии. В своей автобиографии «Джозеф Антон» Рушди не раз подчеркивал, что «Сатанинские стихи» нельзя трактовать как оскорбление ислама, ведь речь идет о сложном и многослойном произведении искусства, романе. Это, конечно, правда, но главная суть не в этом. Идея либеральной демократии и основные принципы Просвещения неотделимы от права на открытое применение интеллектуальной критики и публикацию сатиры, и то обстоятельство, что этими действиями могут быть оскорблены чувства критикуемой стороны, ни в малейшей степени не затрагивают этого права, более того, даже составляет его известный элемент. Европе понадобилось не одно столетие, чтобы облечь эту идею в юридическую и политическую форму. В 1600 году инквизицией был сожжен на костре Джордано Бруно. Спиноза в 1656 году был исключен из еврейской общины Амстердама. Вольтеру приходилось скрываться от французских властей из-за острой критики, которой он подверг Церковь и саму монархию: многие люди считали себя обиженными его сочинениями, и лишь в 1770-х годах, когда идеи Просвещения обрели распространение, он смог возвратиться в родной Париж, который устроил ему триумфальную встречу[109].
В судьбе Айаан Хирси Али есть еще одно знаменательное обстоятельство. Почему ее – буквально с распростертыми объятиями – принял в число своих сотрудников именно Американский институт предпринимательства, откровенно консервативное заведение, имеющее тесные связи с Республиканской партией? Не вызывает ли беспокойства, что как раз правые партии и организации все более активно изображают себя поборниками свободы слова, которая, как утверждается, терпит значительный ущерб из-за неверно понятого принципа уважения и политической корректности? Нидерландский правый популист и критик ислама Герт Вилдерс уже несколько раз был удостоен наград за свою деятельность в защиту свободы выражения мнений[110]. Основанная им в 2006 году «Партия свободы» сегодня представляет собой третью по величине политическую силу Голландии. Создается впечатление, что защита свободомыслящего Запада поручена правым, и такое развитие событий должно бы внушать опасения левому лагерю – и не в последнюю очередь потому, что критика ислама в Европе выходит за пределы цивилизованного дискурса взвешенных аргументов. Вместо этого мы видим быстрый рост правых и ксенофобских партий и группировок, культивирующих демагогически оформленную исламофобию (вспомним хотя бы упомянутый выше швейцарский плакат, на котором минареты изображены в виде ракет).
РОЖДЕНИЕ ПРИНЦИПА ТОЛЕРАНТНОСТИ В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Политкорректность все чаще оборачивается для нас, так сказать, голом в собственные ворота, который мы методически забиваем сами себе, наблюдая, как этот принцип парализует левые да и центристские политические силы. Чтобы понять, как же мы это допустили, нужно проследить возникновение центрального принципа Просвещения, который часто путают с политкорректностью. Речь о принципе толерантности, который некогда был выдвинут для защиты личности от политического и религиозного принуждения[111]. Сразу оговорюсь: если в дальнейшем я уделяю основное внимание истории европейского Просвещения, это не означает, что в других культурах в другие эпохи не могли совершаться подобные процессы. Можно указать на первую волну Просвещения, имевшую место в Индии V века до н.э. и в известных аспектах напоминающую эпоху расцвета древних Афин; или на то, как в X и XII веках ислам открылся навстречу философии классической Греции; или на Акбара Великого с его толерантной религиозной политикой, правящего в Северной Индии во 2-й половине XVI века[112]. Я здесь ограничиваю свое рассмотрение просвещенческими процессами современной эпохи, происходящими в Европе и США, главным образом по той причине, что именно в данном контексте разворачивались те понятия, идеи, институции и практики, которые характерны для современных либеральных обществ. Просвещение как исторический процесс имеет, в сущности говоря, два корня: это стремительный научный прогресс и Реформация. Процесс Реформации начиная с XVI века подорвал всевластие римско-католической церкви в западноевропейском христианстве. Результатом стали религиозные войны, длившиеся дольше столетия и достигшие своей кульминации в ужасах Тридцатилетней войны, в ходе которой (с 1618 по 1648 год) население Европы катастрофически сократилось, в некоторых областях – на 75 процентов. Конец этому бедствию положил Вестфальский мир, которым, с одной стороны, была установлена государственная структура современного мира, с другой – задано четкое разделение политических и религиозных интересов[113].
Чтобы принцип толерантности получил повсеместное распространение и нашел отражение в конституциях стран и в политической практике, понадобилось еще долгое время, о чем можно судить хотя бы по сочинению Спинозы Tractatus theologicopoliticus, написанному в 1670 году. Даже в Нидерландах, самом либеральном государстве XVII века, пришлось печатать этот трактат тайно и переправлять через границу в двойном дне рыбных бочек, словно контрабанду. Распространять его путем открытой продажи было невозможно. Для существовавшего тогда политического порядка книга имела абсолютно подрывной характер: Библия, писал Спиноза, как и всякий другой текст, подлежит историческому осмыслению, анализу и пониманию. Ни одно государство не имеет права принуждать своих граждан к той или иной религиозной вере, поскольку вера есть личное дело каждого. Основание любого государства, по Спинозе, составляет общественный договор, посредством которого суверенные граждане передают исполнительной власти (будь это монархия или другая форма