Маруська постаралась спрятаться за бокал ссоком. Я-то знаю, что иногда поздним вечером, вернее даже ночью, девочкатихонько прокрадывается на кухню и заливает кипятком порошок с малосъедобнымимакаронами. Ну нравятся ей эти «грибные» и «мясные» супчики. Купить их прощепростого, ларек в десяти шагах от ворот. Но, зная, что подобное обжорствовызовет гнев Кеши и Зайки, Манюня истребляет вожделенное блюдо только в своейкомнате, старательно прячась от всевидящих глаз родственников. Ей бы в головуне пришло устраивать харчевню из спальни брата – за такое поведение и огрестиможно по полной программе!

– На полу, – продолжала разгневаннаяОльга, – рассыпана скорлупа от фисташек, валяются обертки от идиотскихчипсов и леденцов! А на Кешкином столике целых три пустых коробочки из-подшоколадного мороженого и липкие пластмассовые ложечки!

– И теперь, – хихикнул Кешка, –на меня идет наезд. Якобы это я устроил весь бардак!

– Ну, только если спьяну, – ляпнулаМаня и немедленно получила пинок от Ольги.

На самом деле дочка права. Ее обожаемый братецпрактически ничего не ест, а мороженое не переносит с самого детства. Когдадругие дети, радостно приплясывая у ларька, выпрашивали у сопротивляющихсяродителей «Ленинградское» или «Лакомку», Аркашка брезгливо морщился иотворачивал нос от брикетиков и трубочек.

– Если не он, то кто? – вопрошалаЗайка. – Космические пришельцы?

Разгневанные глаза Ольги остановились на моемлице.

– Только что вошла, – поспешила яоправдаться, – целый день по городу гоняла.

– Знаю, – вздохнула невестка, –первым делом тебя заподозрила, но Ирка сообщила, что «Вольво» в гараже с утранет…

В этот момент домработница внесла большоеблюдо с жареными курами и водрузила его на стол. Миша с Галей, молчавшие всевремя, разом оторвали по ножке.

– А где Хучик? – спросила через пятьминут Маня.

Мопс обожает курятину. Самое большое лакомство– кусочек птичьей грудки. Поэтому, почуяв запах готового бройлера, он несется встоловую и выжидательно поглядывает на стол. Однако сегодня возле нас толпилисьвсе псы, включая Куку, кроме него.

– Хуч, – позвала Оля, – идисюда, цыпленка дают!

Ноль эмоций.

– Хучик, Хучик, – принялись мызавывать на разные лады, но собачка как сквозь землю провалилась.

– Может, случайно выскочил во двор исейчас плачет под дверью? – предположила Маня и кинулась в холл. Вообщеговоря, сомнительно. Обладатель маленьких кривых лапок, Хучик не большойлюбитель пеших прогулок. К тому же он очень не любит холодной, дождливой,ветреной погоды. По утрам мопсик, кряхтя, залезает на диван в кабинете иэлегически глядит в окно. Если на дворе идет снег или моросит, онпреспокойненько отправляется в кошачий туалет и, не обращая внимания на злобноешипение Фифины с Клеопатрой, меланхолично усаживается на гранулы «Пипи-кэт».После этого заползает в пледы и тихо дрыхнет, поджидая перемены погоды.

Маруська распахнула настежь входную дверь, и вприхожую со свистом ворвался ледяной ветер. Нет, такой пейзаж не длятеплолюбивого мопса.

Следующий час мы носились по дому, разыскиваяХуча. Миша с Галей тихо сидели в столовой. Они не принимали никакого участия впоисках, сдвинули слегка в сторону тарелки и самозабвенно черкали какие-тозначки в блокнотах.

Пробегая по столовой с воплем «Хучик, гдеты?», я видела, как Миша руками отщипывает от курицы кусочки.

В конце концов, собравшись в гостиной, мыпришли к выводу: мопсик пропал.

– Как скажем про исчезновение песика АлександруМихайловичу? – угрызлась Маня.

Все удрученно замолчали. На самом деле Хучпринадлежит полковнику. Его подарил приятелю французский полицейский комиссарПерье, с которым он когда-то подружился.

Но в Москве маленький мопсик день-деньскойтосковал в пустой квартире, поджидая, когда хозяин наконец придет с работы.Потом Хуч начал хворать, отказываться от еды… Болезнь его именовалась тоской.Мы пожалели песика и взяли к себе, но он все равно считался собакой полковника.

– И как теперь глядеть в глаза АлександруМихайловичу? – продолжала, словно трагическая актриса, Манюня.

– Почему нельзя глядеть мне вглаза? – раздался веселый голос, и полковник вошел в гостиную.

– Хучик пропал! – всхлипнула Маша.

– Ну да? – удивился приятель. –В кладовке смотрели?

Пошел новый виток поисков. В конце концовполковнику пришла потрясающая идея – наверное, случайно заперли в гараже!

Все побежали гурьбой через дворик. Я пощелкалавыключателем, но свет не зажигался, перегорела лампочка.

– Там на полке стоит фонарь, –сообщил Кеша.

– Пойду возьму, – миролюбивопредложил Александр Михайлович и шагнул в темноту, мерно вскрикивая: – Хучик,Хучик…

Мы остались дрожать у входа. Ни у кого нехватило ума надеть куртку.

– Слева, вверху, – крикнул Аркашка,и тут раздался шум, звон и такой звук, словно уронили на пол тяжелый мешок сзерном.

По гаражу пронесся крик, мы замерли отнеожиданности и ужаса.

– Яма! – завопил Кеша. – Там жеяма для машин!

Но, судя по всему, предупреждение прозвучалослишком поздно.

Аркашка, чертыхаясь, понесся в дальний уголгаража, за ним, спотыкаясь о железки и налетая на машины, последовали вседомашние.

Сильный луч осветил внутренность довольноглубокой ямы. На дне, в луже чего-то черного и вонючего сидел Александр Михайлович.

– Ты жив! – радостно удостовериласья.

Приятель поднял вверх абсолютно черное лицо,впрочем, остатки волос из седых превратились отчего-то в вороньи перья.

– Мама моя, – прошепталаЗайка, – негр!

– Нет, – также шепотом добавилКеша, – просто опрокинул на себя огромную банку с солидолом.

Спустив вниз лестницу, мы достали несчастногои потащили в дом. Ирка приготовила ванну, и Кешка, запихнув полковника в пену,принялся отмывать липкую массу. В ход пошло все – шампунь, гель, скраб… Потомувидели, как Аркашка тащит в «химчистку» бутылку водки.

– Не лей мне это добро на лысину, –отбивался Александр Михайлович.

Вода журчала, слышался плеск и тихое ойканье.Солидол упорно не желал покидать тело.