— Случилось непредвиденное, — говорит она, — Кирилл попал в аварию.

— Что случилось? Как он?

— Он-то нормально. Только авария — не самое страшное. Хуже, что рядом с ним была девушка, и она заявила журналистам, что беременна от него.

— Отлично, рада за них. Но при чем тут я? — говорю я, прекрасно зная ответ.

— Ты должна дать опровержение, заявить, что у вас все хорошо.

— Я должна?

— Нам нужен еще один месяц, только месяц…

— Какой в этом смысл? — я отвечаю все смелее. — Допустим, скажу… журналисты повеселятся, раздуют сенсацию, фильм получит свою порцию внимания, но потом всплывет правда, и я окажусь крайней. Зачем мне это…

— Ты же еще не все деньги получила, да?

— Вы мне угрожаете?

— Нет, но ты подумай, как в дальнейшем может сложиться твоя судьба…

— Хорошо, подумаю, — говорю я и завершаю разговор.

Смотрю на экран телефона — сотня непринятых звонков, просьб, обещаний, и среди них нет весточки от того, ради кого хотелось бы жить. Нет, со мной все нормально, вполне. Я люблю жизнь и не готова с ней расстаться, даже находясь в такой пустоте. Я ощущаю прохладные капли дождя, я чувствую, я живу. С этими мыслями я отрываюсь от телефона, поднимаю голову и вижу перед собой Марину.

* * *

Она такая же мокрая и уставшая, как и я. Безумно красива и сейчас, как никогда, похожа на Марка. Хочу сказать: «Я думала о тебе целый день!» — но бывшая подруга меня опережает. Маринка смотрит на меня спокойным, усталым взглядом, без свойственного ей высокомерия, однако голос ее звучит судорожно, с надрывом, как у героини мелодрамы в минуты откровений:

— Я думаю, ты права, — доносится до меня. — Да, ты права. Будет неправильно, если я буду просто стоять в стороне. Это же не первый случай…

— Марин, ты о чем? Что случилось?

— Вот. Держи! — она протягивает мне ключи. — Он живет сейчас в нашей прежней… ну, в бывшей родительской квартире. Ты вроде знаешь, где это…

— Да, спасибо, — отвечаю.

— Не за что.

Она поворачивается, делает пару шагов — и я понимаю, что не могу вот так просто ее отпустить. Такой я вижу ее впервые: вечно невозмутимое лицо, наконец, сбросило маску, и мне хочется познакомиться с настоящей Маринкой поближе.

— Подожди…

По ее взгляду я понимаю, что она этого очень ждала.

— Зачем ты помогаешь мне? — спрашиваю я, подбрасывая в руке ключи.

— Ты же видела нашу мать… по телику, я ее тоже чаще всего по телику вижу… кроме сцены и камеры, для нее ничего не существует. Мы для нее так — бонус к звездной жизни. Когда Марк чуть не разбился в первый раз, знаешь, о чем она думала? Слава богу, что это не случилось в день ее премьеры! Когда упал с балкона — она из больницы спокойно поехала на чей-то там юбилей, вся в брошах и блестках.

Капли дождя струятся по Маринкиному лицу, смешиваясь со слезами.

— Когда Марк попал под машину, — продолжает она, — нашу мать больше всего волновало, как бы эта информация не попала в сеть и не испортила ей репутацию. Недавно к ней приходили телевизионщики, так знаешь, куда она их повела?.. в церковь! Представляешь, моя мама, оказывается, святая. Ну, разве не смешно… Отец для нее… в общем, я не уверена, что она родила бы нас, не будь у него таланта и связей. Не хочу, не хочу быть такой, как она…

— Разве ты сама не делаешь все, чтобы жить так же? — подаю голос я.

— Сорри, сейчас не готова это обсуждать. Хочу лишь сказать, что у нас с Марком никого нет. Отец вкладывает всего себя в фильмы и маму. Чего-чего, а брать она умеет…

— Марин…

— Ты думаешь, что я сейчас несу бред? Просто устала, просто выпила или еще чего… нет! Я думаю об этом всегда, все двадцать четыре часа в сутки. И даже не могу представить, что чувствует Марк. Просто так ведь не разбиваются три раза и не выбирают женщин вроде Лизы или этой, прости господи, Иры, — завершает она с брезгливостью.

— Марин…

— Это ж диагноз! Три раза он чуть не лишился жизни, а ей все мозг не включить, понимаешь? Даже не посмотреть в сторону сына…

— Марин, пойдем чай пить. Мы промокли.

Она смотрит на меня, плачет и своих слез не замечает. Это не слезы актрисы, слезы сестры. Никогда не думала, что в Маринке столько любви.

— Извини, я не пойду к тебе, — говорит она. — Я не смогу посмотреть Димке…

— Хорошо, пойдем в кафе, — перебиваю я, не желая слушать слов сожаления.

— Куда нас с тобой таких пустят?..

Я смотрю на нас… Вымокших насквозь, в прилипшей к телу одежде, с уставшими от переживаний лицами. Мы обе всегда боялись подобных разговоров по душам, однако мы слишком долго шли к такому финалу, слишком хотели его, поэтому очень быстро находим простое решение…

* * *

Подъезд нашей пятиэтажки выглядит так, будто декораторы специально подготовили его для съемок военного фильма. О том, что эти стены когда-то были окрашены в темно-зеленый цвет, напоминают лишь островки вздыбившейся краски, все остальное уже давно отвалилось. Те, кто когда-то старательно выцарапывал на этих стенах различные умности, давно выросли и обзавелись не только детьми, но и внуками. Те, кто писал непристойности, — давно вымерли вместе с мамонтами.

Мы садимся на грязные ступени лестницы под одним из таких шедевров. Я не уверена, но, кажется, рядом с Маринкиным ухом красуется изображение того, что физиологически отличает мальчиков от девочек. О чем я думаю? Да о чем угодно, лишь бы снять это утомительное напряжение…

— Это он попросил меня подружиться с тобой, — говорит она.

— Марк?

Маринка смотрит мимо меня и продолжает:

— В то время мне было все равно, кто ты… лишь бы ты ему нравилась. Лиза, честно говоря, к тому времени очень достала и Марка, и меня. Знаю, о мертвых не говорят плохо, но она была безбашенная абсолютно, с этим ее вечным желанием быть лучшей и не такой, как все, — еще хуже нашей матери. Все эти ее кружевные платьица, вечные диеты, истощение — лишь от желания выделиться.

— Странно, — говорю я, ухмыляясь. — Мне всегда казалось, что она ангел…

— Ангел? — Маринка впивается в меня стеклянным взглядом. — Кстати, да. Я думала об этом. Может быть, все дело и в нем… он слишком расслабляет своих девок. Сам-то он точно уверен, что всех ангелов превращает в демонов. Вот и тогда попросил меня выяснить, насколько ты ангел.

— То есть? Что попросил? Зачем? — вопросы сами сыплются из меня.

— Ну, как зачем… ты ему понравилась. Уж не знаю, чем ты его зацепила. Сказал, что ты странная, ходишь-бродишь, улыбаешься. Девушки со странностями его всегда впечатляли…

— Значит, странная… — улыбаюсь.