Сидя рядом, я боюсь повернуть голову в сторону Марка, чтобы увидеть его реакцию. Он молчит, и это ничего хорошего не предвещает. Я встаю в надежде, что стоя мне будет легче пережить неудачу, подхожу к столику, зачем-то беру пустой бокал и верчу его. Смотрю, как дрожат мои руки. Дурочка.

— Я ничего такого не имела в виду, — спешу произнести я, стараясь говорить насмешливо и не смотреть в его сторону. — Не бойся, приставать не буду.

Лучше бы я провалилась, здесь и сейчас, или еще раньше — как только в голову мне пришла идея остаться.

— Неужели ты думаешь, что ночью я заставлю тебя ехать куда-то после почти двух бутылок вина? — вдруг говорит он, когда я уже близка к отчаянию.

— Ну…

— Пойдем на балкон, подышим воздухом, — Марк дает мне шанс прийти в себя.

Однако там я вновь несу бог знает что о своих мечтах и жизненных целях, и делаю это с таким фанатизмом, с которым с парнями в принципе разговаривать нельзя. Под воздействием вина не могу остановиться. Но Марк вроде бы и не слушает меня; сидит у самого входа на балкон рядом с журнальным столиком, смотрит задумчиво вверх на звездное небо, иной раз — на пепельницу. Его тонкие длинные пальцы плавным движением стряхивают пепел с сигареты.

Старинный особняк в центре города, в котором расположена квартира Марка, — очень романтичное место для таких вечерних бесед, мысленно отмечаю я. Войдя в раж, я подхожу к декоративной вазе, установленной на парапете. Ее постамент выполнен в форме жемчужной раковины, которая намного шире основания вазы. Не знаю, что на меня находит, но мне, во что бы то ни стало, вдруг хочется сесть на этот шедевр из гипса. Может, хотя бы так я верну себе внимание Марка.

— Юль! — От его крика я чуть было не срываюсь вниз вместе с вазой. — Блин, уйди нафиг оттуда.

— Марк, ты чего…

— Ничего. Уйди, говорю.

Я начинаю рыдать сразу, не успев еще ни о чем подумать. Спустившись с парапета, сижу на корточках у стены и плачу. Реву, не ощущая слез. Сначала тихо, потом громко. Эмоциональный водопад: нет мыслей, нет обиды, нет злости — есть только слезы.

И вдруг я чувствую, как его руки ласково гладят меня по голове. Меня будто подхватывает облако счастья. Кажется, еще чуть-чуть — и я готова буду вечно вот так сидеть и плакать, только чтобы это счастье не прекращалось. Я ощущаю, как его пальцы нежно перебирают мои волосы. Он поднимает мое лицо к своему, смотрит мне в глаза с очень серьезным видом, затем берет за руки — и я чувствую себя маленькой девочкой.

— Прости, — говорит он.

— На меня никто никогда не кричал. Никогда.

— Прости. Я очень зол на себя.

— Да нет. Это я дурочка. Зачем мне эта ваза?..

— Не надо ругать себя, — спокойно говорит он, утирая мне слезы. — Ведь это я не предупредил тебя, что ее нельзя трогать.

Я поднимаю руку и прижимаю ладонь к его щеке, смотрю ему в глаза и молю о том, чтобы этот момент длился и длился. Передо мной — чуткий красивый парень, и сейчас мне кажется, что он любит меня. Всего секунда счастья, и в моей голове мелькает мысль, что в доступном Марке, в отличие от неприступного, меньше притягательности, зато больше тепла, которого я всегда была лишена.

— Пойдем спать, — говорит он, и я киваю.

Сегодня я — маленькая девочка, и это мне нравится.

* * *

Меня будит какой-то звук — резко вздрогнув, я сажусь на диване. Я в гостиной. Из комнаты Марка раздается легкий, едва слышный шум. Ищу на полу телефон, чтобы посмотреть время. Три часа ночи. Встаю, подхожу к зеркалу, чтобы оценить сонный вид растрепанной девушки в мужской футболке. Вроде бы не самая страшная красавица на свете, — решаю я и осторожно иду в соседнюю комнату.

Там тихо, только луч света падает с улицы. Марк что-то делает на балконе, но что именно, отсюда не рассмотреть. Я не спеша прохожу через комнату, стараясь не шуметь. Балконная дверь открыта настежь — я становлюсь на порожек и, приподнявшись на носочках, стараюсь разглядеть лист в руках Марка. Увы, бесполезно. Он подсвечивает его фонариком и что-то рассматривает.

Меня клонит в сон, но мне приятно наблюдать за Марком. Иногда нет ничего страшного в том, чтобы действовать тайно. Положив щеку на ладонь, я прислоняюсь к дверному косяку и наслаждаюсь созерцанием. Ночь теплая, Марк рядом: у меня все хорошо. Так длится какое-то время, но как только я решаю, что пора спать, — моя нога соскальзывает со ступеньки: больно ударившись пальцем о плинтус, я вскрикиваю.

— Ты чего здесь делаешь? — Марк смотрит на меня удивленно.

— Только не сердись на меня, пожалуйста, — я стремительно краснею.

— Да я не сержусь, — говорит благосклонно Марк. — Просто удивился.

— Мне не спится.

— Решила все-таки попытаться меня соблазнить, — улыбается он, и его взгляд скользит по моим голым ногам.

— Ну… — я краснею еще больше.

— Ты очень похорошела.

— Только мне кажется, что это мужчина должен меня соблазнять, а не я…

— И поумнела, — он дьявольски улыбается.

Я всегда боюсь подобных разговоров, в особенности если объектом обсуждения выступаю сама, поэтому мой внутренний ежик начинает шевелиться, готовясь к обороне. Словно почувствовав это, Марк тихо произносит:

— Иди спать. Завтра великий день.

Как уснуть после всего этого? Очень сложная задача. Я отгоняю мысли почти до утра; мечты, мечты, предвкушение. А ведь совсем недавно не умела мечтать…

* * *

Наутро я просыпаюсь в прекрасном настроении и еще перед тем, как открыть глаза, думаю о том, что сегодняшний день станет одним из лучших в моей серой жизни. Яркий луч солнца светит мне в лицо, но вовсе не он стал причиной моего пробуждения: рядом со мной сидит Марк, он смотрит на меня — что волнует меня гораздо больше, чем весь солнечный свет во вселенной.

— С днем рождения! — первое, что говорю я.

— Спасибо.

— Надеюсь, я первая, кто поздравил тебя.

— Ну, разумеется. В этом же и был твой великий план, чтобы вчера остаться, да? — В его голосе столько иронии, что, если бы я знала его первый день, застрелилась бы.

— Какие планы?

— Праздновать!

— Боюсь спросить, а мне можно с тобой, — я театрально хлопаю глазками, словно девочка из аниме.

— Дай подумать, — он столь же артистично возводит к небу глаза.

— Злыдень, — шлепаю его по плечу. — Вредный!

— Сегодня я очень полезный, — Марк подмигивает. — Вот увидишь…

Мы завтракаем, и все это время я думаю, что никого больше не полюблю так сильно, как люблю его. В это первое утро, проведенное вместе, из всех чувств, какие я когда-либо испытывала в отношении Марка, — интерес, робость, страх, злость, любовь, — осталась только любовь. Но я слишком хорошо знаю, что стоит ему вновь отвернуться от меня, как меня охватит паника. Хотя сейчас мне и трудно представить, что этот чуткий и, по сути, очень добрый парень способен причинить мне боль.