Куинн полуобернулся на стуле и быстро взглянул на меня.

Я сделал утвердительный жест.

Куинн оказался на высоте положения. Он поднялся, усталоулыбнулся присяжным и сказал:

— Защита также полностью удовлетворена составом жюри, несомневаясь, что он вынесет беспристрастное и справедливое решение.

Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.

— Очень хорошо, — сказал он. — Жюри может быть приведено кприсяге. Другие присяжные, упомянутые в списке, могут быть свободны. Послеприсяги жюри суд сделает десятиминутный перерыв, вслед за которым окружнойпрокурор выступит со вступительной речью.

В зале суда начался всплеск активности. Репортеры бросилиськ телефонам сообщать, что жюри утверждено, и называть имена присяжных.

Барни Куинн подошел ко мне. Когда шум немного утих, он промолвил:

— Ну, скоро мы узнаем самое худшее. После вступительной речипрокурора нам будет ясно, с чем придется иметь дело.

— Возможно, — кивнул я. — С другой стороны, если онприготовил сюрприз, то может ограничиться общими словами.

— Как я выгляжу? — спросил Барни.

— Лучше, — ответил я. — Помни, что присяжные не сводят глазс юристов. Любая мелочь может выдать твои чувства. То, как ты откидываешься наспинку стула, как смотришь на часы, как проводишь рукой по волосам, каквстаешь, чтобы обратиться к суду, с какой скоростью делаешь заметки карандашом.Они отмечают абсолютно все. Ты не сможешь обмануть жюри, не обманув самогосебя. Это дело — твой шанс. Воспользуйся им на полную катушку.

— Это не мой шанс, а Эрвина, — мрачно отозвался Куинн. —Отсюда он начнет кампанию за пост генерального прокурора. Он обаятелен, вежлив,убедителен и… черт возьми, Лэм, у него в жюри восемь женщин!

— Ну и что с того? — осведомился я. — Что он делает, когдазлится? Взрывается?

— Откуда я знаю?

— Практиковать уголовное право — тяжкий труд, — заметил я. —Узнай, как он себя ведет, когда сердится.

Куинн кисло улыбнулся.

— Я не считаю себя неудачником, Лэм, но это дело сбило сменя спесь. Скажи, ты нашел этот револьвер?

— Нет, — ответил я, глядя ему в глаза.

— В самом деле? — переспросил он. Его лицо просветлело.

— Конечно, черт возьми! — огрызнулся я. — Ты защитник всуде, и я обязан говорить тебе правду, верно? Очнись, дружище! Ведь мы работаемна тебя!

— Ты имеешь в виду, что мы не утаиваем доказательства?

— Разумеется.

Казалось, он вырос на несколько дюймов.

— Почему же ты сразу не сказал?

— Ты меня не спрашивал.

— Я боялся. Я думал… Энсел был уверен, что бросил оружие визгородь.

— Сомневаюсь, что у него вообще было оружие. Знаешь, что ядумаю?

— Что?

— Что бедняга считает, будто Элизабет Эндикотт застрелиласвоего мужа, и почти готов взять вину на себя.

Куинн задумался.

— Пусть я буду последним сукиным сыном… — медленно начал он.

Дверь комнаты судьи открылась, и я ткнул Куинна пальцем.

— Продолжай и заставь прокурора разозлиться.

Судья Лотон призвал зал к порядку. Мортимер Эрвин началвступительную речь тренированным голосом человека, прошедшего в колледже курсактерского искусства.

Это был блистательный каскад общих мест. Прокурор заявил,что намерен доказать существование привязанности между Элизабет Эндикотт,вдовой Карла Карвера Эндикотта, и подсудимым Джоном Диттмаром Энселом.

Он рассчитывает доказать, что после того, как ЭлизабетЭндикотт согласилась выйти замуж за ныне покойного Карла Эндикотта, подсудимыйЭнсел не пожелал смириться с поражением и продолжал надеяться, что сможетразрушить семью, несмотря на то, что он работал у Карла Эндикотта, что Эндикоттдоверял ему самые конфиденциальные поручения. Энсел, как змея в траве, поджидалудобного случая…

Барни Куинн поднялся и сказал, что ему не хочется прерыватьпрокурора, но сейчас не время для подобной аргументации. Это всего лишьвступительная речь, в которой обвинитель должен изложить, что именно онсобирается доказать, не впадая при этом в мелодраматизм и не пытаясь произвестивпечатление на присяжных своей эмоциональностью.

Это разозлило не только Мортимера Эрвина, но и судью Лотона.Судья упрекнул Барни за манеру, в которой тот выразил свой протест, а Эрвина —за злоупотребление привилегией вступительной речи. После этого он принялпротест.

В гневе Эрвин выглядел не столь безупречно. Он утратилзначительную долю своей уверенности и обходительности. Я понял, что он понатуре не боец. Когда дело принимало крутой оборот, он не бросался в драку, адержался в укрытии и стрелял из-за угла.

Эрвин продолжил свою речь. Он намерен доказать, что Энселвернулся из экспедиции, в которую отправился по доброй воле и за которуюполучил премию в двадцать тысяч долларов, что через несколько минут послеприбытия в аэропорт Энсел позвонил по телефону в дом Карла Карвера Эндикотта и,как свидетельствуют записи телефонистов, заявил, что хочет говорить с миссисЭндикотт и ни с кем другим, если ее нет дома.

Эрвин собирался доказать, что Энсел отправился в дом своегобосса. К удивлению подсудимого, ему открыл дверь сам Карл Карвер Эндикотт. Онпригласил подсудимого в комнату наверху. Спустя несколько секунд Карл КарверЭндикотт был мертв, а Элизабет Эндикотт стала вдовой. После этого Энселупришлось бежать. Он оставался в укрытии, избегая длинных рук закона толькопотому, что его считали погибшим. В течение этого длительного периода выжиданияон продолжал тайно встречаться с Элизабет Эндикотт.

Наконец, когда полиция заподозрила истину, она расставилаловушку, в которую попалась преступная пара — Элизабет Эндикотт, вдова,общавшаяся с убийцей своего мужа, прежде чем его тело успело остыть, а ДжонДиттмар Энсел, подсудимый, который расплатился за все благодеяния, оказанныеему Карлом Карвером Эндикоттом, пустив последнему в затылок пулю 38-го калибра.

Эрвин сел в полной тишине. Две молодые женщины из составажюри смотрели на Джона Диттмара Энсела с нескрываемым отвращением.

Судья объявил полуденный перерыв.

Теперь Эрвин в твоих руках, — сказал я Барни Куинну. — Он неможет выстоять в ближнем бою. Это портит его импозантную внешность. Играйпогрубее.

Не позволяй ему добиться успеха этими разговорами опредательстве интересов босса. Произнеси вступительную речь, когда суд займетсвои места. Скажи присяжным, что Эндикотт намеренно отправил Энсела на вернуюгибель, что он расставил ему западню этим обещанием двадцати тысяч долларов, нобыл настолько безжалостен, что даже не выплатил их авансом.