По лицу Ильи видно все его отношение к подобным лекциям, и язакругляю известную каждому младенцу часть.

— Когда возникла глубина и виртуальный город Диптаун, тооказалось, что вошедший в виртуальность человек может выйти в реальный мир лишьиз специально оборудованной точки выхода. Из места, где будет стоять такой жекомпьютер, как у него, где он сможет набрать команду выхода и увидетьдип-программу, запущенную наоборот…

— Ты про Храм что знаешь? — тонко выкрикивает Илья.

— Слушай… — мною овладевают замашки садиста. — Кому этонужно? Тебе? Тогда — терпи!

Может быть, я ожидал другой реакции. Наверное, детский обликпровоцирует, я был уверен, что он уйдёт прочь. Но Илья откидывается на стуле ивсем видом изображает готовность слушать хоть до посинения.

— И очень, очень редко встречались люди, способные выйти изглубины в любой момент, — говорю я тоном Мальчиша-Кибальчиша, который выдалбуржуинам главную военную тайну за пачку печенья и ложку варенья. — Их называли«дайверами». Их было мало, и работа их очень ценилась…

…Ещё бы не ценилась! Когда добропорядочный семьянин попадалв Висячие Сады Семирамиды, оплатив пребывание на месяц вперёд, когда тинэйджер,с папиной «визой» на пару недель убегал в Лабиринт Смерти, когда новоявленныйнувориш устраивал в виртуальности индивидуальный пыточный зал для нарисованныхколлег по бизнесу, — это очень плохо кончалось. Одно дело, если было, комусорвать виртуальный шлем, вызвав тем самым лёгкий психоз, но всё-таки вытащивчеловека из глубины.

А если это было некому сделать?

Мы были стражами на грани настоящего и выдуманного мира.Теми, кто никогда не терял связи с реальностью. Кто мог уговорить, успокоить,утешить и узнать настоящий адрес — чтобы потом, в реальном мире, взломали дверьи оттащили от компьютера высушенного жаждой, гадящего под себя, утонувшего всладостном сне человека…

Это была одна грань. Хорошая. Добрая. За неё нас любили все.

А ещё были фирмы, которые сообразили, что в виртуальном мирекуда удобнее заниматься интеллектуальным трудом. Они строили своим сотрудникамроскошные офисы, стоившие копейки… они нанимали опытных хакеров для охраны этихофисов…

А глубина жила по своим законам. И почти неуловимый ляп вчужой программе, дырочка в защите, на поиск которой лучший программист потратилбы месяцы работы, для дайверов были просто-напросто видны. В виде двери встене, дыры в заборе, приоткрытой форточки, слишком широкой решётки.

Не знаю, чем мы за это платили. Головной болью, мучительнымиприступами мигрени — это пусть те, кто никогда её не испытывал, считают мигреньболезнью истеричных пресыщенных дамочек… Иногда — инсультами. Часто —психозами, депрессиями, суицидами. Наши мозги горели в огне, работая с темстопроцентным КПД, которого нет и не было в мире.

И мы ломали программную защиту, даже не понимая, как этоделаем. Может быть, потому больше всего дайверов было из России? Мы ведьпривыкли… так вот… на халяву. Не уметь, но делать. Не работать, но получать…

Это была та сторона дайверов, из-за которой мы таились…

— Лафа… — коротко говорит Илья. — Но я это знаю. А Храм?

Мною всё больше и больше овладевает беспокойство. Что-то нето. Что-то не так. Именно в нём, уже полгода как моём коллеге — а полгода вглубине куда больше полугода в реальном мире…

— Два года назад лафа кончилась, — резко говорю я. — Напрочь.Во-первых… люди перестали тонуть. Дип-программа погружала в глубину, но теперьэто было контролируемое погружение. Словно ты прыгнул в воду на «тарзанке».Через сутки, ровно через сутки, плюс-минус десять минут, все возвращаются вреальный мир.

— У меня ещё никогда не выходило сутки просидеть, — мрачносообщает Илья. Отпивает пива, морщится. — А ломать чужие сервера?

— Дайверы перестали видеть дыры в программах, — говорю я. Иухмыляюсь, словно испытываю глубочайшую радость от этого факта. — Они могли входитьи выходить из глубины в любой момент, не ставя таймера. И ещё — ограничение повремени в двадцать четыре часа на них не действовало. Только… это всё ерунда.Работы у них не стало. И дайверы передохли. Пошли заниматься всякой фигнёй.

— Блин… жалко, — похоже, Илья и впрямь не знал всех деталейнедолгого взлёта и падения дайверов. — А почему так вышло?

— Неизвестно.

Ответ достаточно короткий, чтобы исключить длинныерасспросы.

— А Храм?

Я вздыхаю. Абсолютно искренне. Это тоже часть того, чтолежит на моей душе.

— Когда м… хм. Когда дайверы поняли, что исчезают… один изних предложил создать памятник… ну и клуб своего рода… назвать его ХрамДайвера-в-Глубине. Все должны были принять участие в его создании. Ведь кое-чтоони умели и помимо своих особых способностей. Это должно было быть здание,недоступное никому, кроме дайвера. Несмотря на всё случившееся — только дайвердолжен был суметь в него войти…

— Его построили?

— Вот чего не знаю… Многие отказались. Сразу и начисто. Всебыли озабочены, как теперь жить. Мир перевернулся. Исчезла возможностьзаработка, исчез особый, привилегированный статус. И тратить время, силы,деньги, на такую дребедень…

— Так он есть? Храм Дайвера-в-Глубине?

В глазах Ильи по-прежнему вопрос. Я невольно засматриваюсьна него — чертовски выразительное лицо. Живое. Настоящее.

Я умею рисовать лица. Любые. Не на планшете — не так рисуютподлинные лица в глубине. Но я — дайвер. А он — нет.

— Илья, этот твой облик… Он — настоящий?

— А какая, фиг, разница? — Илья сразу напрягается.

— Ты и впрямь… мальчишка?

— Да! Так есть этот Храм?

Мне захотелось помотать головой. Полгода общаться, пустьмимоходом, со взрослым человеком, и вдруг узнать, что ему двенадцать лет!

— Я не знаю, — отвечаю я. — Честно — не знаю. Может быть, иесть.

Нет. Наверняка Илья врёт. Не может он быть ребёнком. Что, невидал я детей в глубине? Либо малолетние вундеркинды, невыразимо скучные истарые, либо… либо дети. У Ромки почти не ощущался возраст, но он всё-таки былпостарше…

— Ясно… — Илья встаёт. Хорошо, что ему не видно моёнастоящее лицо. На нём сейчас наверняка такая гамма эмоций! — Хрен с ним,поищу…

— А в чём дело?

Запас неожиданностей на сегодня выбран до дна.

Но мы привыкли нырять глубже, чем дно.

Я словно заново вижу свой путь от офиса «Новых Горизонтов» кплощади Билли Гейтса. Стены. Окна. Водосточные трубы… хотя ещё никто недодумался учинить над Диптауном дождь.