— Ты сильно изменился, — заметил он наконец, усаживаясь вкресло.

— Наверное. Прошло много лет. Что ты будешь пить? — спросилДронго, открывая бар. — У меня есть шампанское.

— Давай за встречу.

Он откупорил бутылку, разлил золотистую жидкость в бокалы. Оничокнулись.

— Рассказывай, — потребовал Эльдар, — я слышал, ты работалпо линии Третьего управления?[9]

— Кто тебе об этом сказал?

— Разное говорили. Ты ведь был раньше экспертом ООН. Тебямногие помнят здесь по твоим операциям. А в 1988 году прошел слух, что тебяубили.

— В меня стреляли, но я остался жив. Правда, был тяжелоранен, наверное, поэтому все посчитали, что я погиб.

— И после этого ты бросил свою работу?

— Нет, конечно. Но в качестве эксперта я уже представлялмало ценности. Меня стали использовать по другим направлениям.

Эльдар не стал задавать ненужных вопросов.

— Ты можешь сказать, сколько пробудешь в Нью-Йорке?

— Пять дней.

— Всего пять. Тебе нужно обязательно побывать у меня дома.Ты ведь не знаком еще с моей женой.

— А когда ты женился?

— Семь лет назад. И у меня уже шестилетний сын. Он учитсяздесь, в Америке. В этом году пошел в школу. Настоящий янки. Правда, он родилсяв Индии, так что американским президентом ему не бывать. Но я не оченьпереживаю. Не нравится мне здесь. Три дня назад прочитал в «Нью-Йорк тайме»,как в Бруклине убили директора школы. Случайно, в перестрелке, когда он искалсвоего девятилетнего ученика — торговца наркотиками. А тебе здесь нравится?

— Я никогда не любил путешествовать.

— Да, ты всегда был домоседом. Любил читать книги и невыносил присутствия девочек. Ты по-прежнему не любишь женщин? Или уже женился?

— Не успел. И я, кажется, по-прежнему домосед. Аединственная женщина, которая мне нравилась, погибла в прошлом году в Вене.

— Извини.

— Ничего страшного. Я уже давно привык к этим мазохистскимупражнениям со своей душой. Моих друзей стали часто убивать в последнее время.Согласись, к этому трудно привыкнуть.

Они помолчали. Дронго снова разлил шампанское.

— За твою семью.

— Спасибо. Но я тебя завтра жду.

— Обязательно приеду. Где ты живешь?

— Северный Бронкс. Там бывшая советская колония. Теперь вэтом доме обитают представители всех суверенных стран СНГ. Сам ты не найдешь.Договоримся, и я заеду за тобой. Если, разумеется, ты можешь появиться у менядома, — вспомнил вдруг Эльдар.

— Не говори глупостей. Я обязательно к тебе приеду. Мнеинтересно посмотреть на твоего сына.

— Говорят, он похож на меня. Эльдар поставил бокал настолик, потянулся за виноградом.

— Я вымою руки, — вспомнил он, направляясь в ванную. Черезсекунду раздался его восхищенный возглас:

— Слушай, кто тебе оплачивает номер? Столько позолоты втвоей ванной рождает у меня массу противоречивых чувств и даже комплекснеполноценности.

— Не обращай внимания. Я просто спутал гостиницы. Завтраутром перееду в более дешевую.

Эльдар возился в ванной.

— Если хочешь, — крикнул он, — я могу помочь тебе устроитьсяв отель ООН, рядом с нашим представительством.

— Спасибо, не надо. Я уже позвонил в другую гостиницу.

Эльдар вышел из ванной.

— В твоем баре есть что-нибудь кроме шампанского?

— Конечно.

— Ну, доставай наконец, а то я умру от жажды.

— Я всегда подозревал, что дипломаты — потенциальныепьяницы, — улыбнулся Дронго.

— А я всегда знал, что разведчики — скупердяи, — парировалЭльдар, — доставай виски.

Пить они закончили в пятом часу утра, когда Эльдар собралсяехать домой. Дронго, всегда старавшийся не перебарщивать, где-то в половинечетвертого понял, что за приятелем ему не угнаться, и бросил пить. Бывшийодноклассник доканчивал бутылку в одиночестве.

Его автомобиль по просьбе Дронго припарковали в гараж отеля,а самого Эльдара он посадил в такси.

И только вернувшись в номер, вдруг почувствовал, как болитголова. Дронго включил горячую воду, почти кипяток и целых полчаса принималванну. После чего встал под холодный душ. Голова стала ясной, но усталость непрошла.

В четверть шестого утра он вышел из отеля и, пройдя двеулицы, взял такси. Доехав до старого города, отпустил машину у отеля «Виста» ипоймал другую. Теперь он направлялся в Бруклин.

Ровно в шесть пятнадцать утра Дронго подъехал к ресторану наОушн-авеню, где его терпеливо ждал Любарский, сидевший в своем автомобиле. Онотпустил такси и, перейдя улицу, сел в машину связного.

— Доброе утро. Вы достали пистолет?

— Достал. Это так опасно, — запричитал Любарский.

— Переживать будете потом. В нашей разведке появилась уймаидиотов, которые не могут нормально анализировать ситуации. Поэтому все нужнорешать на месте лично. Я думаю, что докладывать об этом в Центр не нужно.

— Вы убьете его? — с ужасом спросил Любарский.

— Я похож на убийцу? — строгим тоном отозвался Дронго.

— Нет, нет, конечно. Вообще вы какой-то странный агент. Хотяэто первое мое серьезное дело. Но такое…

Дронго хорошо понимал его состояние. Конечно, Любарскому неверили. Резидент внешней разведки в Нью-Йорке считал его слишком незаметнойфигурой, чтобы внимательно выслушать его. А тем более когда речь шла оБетельмане, подозрительном еврее, имеющем брата-миллионера в Англии, связанногос английской контрразведкой. По замыслу организаторов операции, кроме Дронго,знавшего лишь в общих чертах главную стратегическую цель, только Любарский былотчасти посвящен в детали. Но и он искренне считал, что новая российскаяразведка хочет завербовать Бетельмана, не предполагая, что тот будет лишьподсадной уткой для ареста Дронго.

Любарский не ведал и не имел права знать, что Дронго проведетбеседу с его протеже нарочито грубо, провоцируя Бетельмана, который долженбежать в Англию. У того была готова виза и разрешение на въезд вВеликобританию. Там действительно жил его брат-миллионер, долгие годысотрудничавший с английской контрразведкой. Расчет строился на том, чтонапуганный Семен Бетельман расскажет все своему брату, а тот — английскойконтрразведке. И когда через пять дней Дронго захочет встретиться с Бетельманомв Ирландии, во время посадки самолета в аэропорту Шэннона, его просто арестуют.Конечно, этих подробностей не знал ни российский резидент внешней разведки вНью-Йорке, ни несчастный посредник Любарский, для которого это было первое ипоследнее задание в жизни.