– Вы не знаете, кто это? Какого цвета волосы у этой женщины– светлые, темные, седые?

– Не могу сказать. На ней был ночной чепчик, и потом, явидела только ее затылок.

– А какая у нее фигура?

– Довольно высокая и стройная, насколько я могу судить.Кимоно расшито драконами.

– Совершенно верно.

Минуту Пуаро хранил молчание. Потом забормотал себе под нос:

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Одно с другим никак невяжется. – Поднял глаза и сказал: – Не смею вас больше задерживать, мадемуазель.

– Вот как? – Она была явно удивлена, однако поспешилавстать, но в дверях заколебалась и вернулась обратно. – Эта шведка – как ее,мисс Ольсон? – очень встревожена. Она говорит, что вы ей сказали, будто онапоследней видела этого господина в живых. Она, вероятно, думает, что вы ееподозреваете. Можно, я скажу ей, что она напрасно беспокоится? Эта мисс Ольсонбезобиднейшее существо – она и мухи не обидит. – И по губам мисс Дебенхэмскользнула улыбка.

– Когда мисс Ольсон отправилась за аспирином к миссисХаббард?

– В половине одиннадцатого.

– Сколько времени она отсутствовала?

– Минут пять.

– Она выходила из купе ночью?

– Нет.

Пуаро повернулся к доктору:

– Рэтчетта могли убить так рано?

Доктор покачал головой.

– Ну что ж, я полагаю, вы можете успокоить вашуприятельницу, мадемуазель.

– Благодарю вас. – Она неожиданно улыбнулась на редкостьрасполагающей к себе улыбкой. – Знаете, эта шведка очень похожа на овцу. Чутьчто – сразу теряет голову и жалобно блеет. – Мисс Дебенхэм повернулась и вышлаиз вагона.

Мсье Бук с любопытством взглянул на своего друга:

– Я не совсем вас понимаю, старина. Чего вы добиваетесь?

– Я искал трещину, мой друг.

– Трещину?

– Ну да, трещину в броне самообладания, в которую закованаэта молодая дама. Мне захотелось поколебать ее хладнокровие. Удалось ли это? Незнаю. Но одно я знаю точно: она не ожидала, что я применю такой метод.

– Вы ее подозреваете, – сказал мсье Бук задумчиво. – Нопочему? По-моему, эта прелестная молодая особа никак не может быть замешана вподобном преступлении.

– Вполне с вами согласен, – сказал доктор Константин. – Онаочень хладнокровна. По-моему, она не стала бы кидаться на обидчика с ножом, апросто подала бы на него в суд.

Пуаро вздохнул:

– У вас обоих навязчивая идея, будто это непредумышленное,непреднамеренное убийство, и вам надо поскорее от нее избавиться. Что жекасается моих подозрений относительно мисс Дебенхэм, на то есть две причины.Первая – случайно подслушанный мной разговор, о нем я пока еще вам нерассказывал. – И он передал любопытный разговор, подслушанный им по пути изАлеппо.

– Очень любопытно, – сказал мсье Бук, когда Пуаро замолчал.– Но его еще требуется истолковать. Если он означает именно то, что выподозреваете, тогда и она, и этот чопорный англичанин замешаны в убийстве.

– Но это, – сказал Пуаро, – никак не подтверждается фактами.Понимаете, если бы они оба участвовали в убийстве, что бы из этого следовало?Что они постараются обеспечить друг другу алиби. Не правда ли? Однако этого непроисходит. Алиби мисс Дебенхэм подтверждает шведка, которую та до сих пор и вглаза не видела, а алиби полковника – Маккуин, секретарь убитого. Нет, вашерешение слишком простое для такой загадки.

– Вы сказали, что у вас есть еще одна причина ееподозревать, – напомнил ему мсье Бук.

Пуаро улыбнулся:

– Но это опять чистейшая психология. Я спрашиваю себя: моглали мисс Дебенхэм задумать такое преступление? Я убежден, что в этом делеучаствовал человек с холодным и изобретательным умом. А мисс Дебенхэмпроизводит именно такое впечатление.

Мсье Бук покачал головой:

– Думаю, вы все-таки ошибаетесь, мой друг. Не могу себепредставить, чтобы эта молодая англичанка пошла на преступление.

– Ну что ж, – сказал Пуаро, взяв оставшийся паспорт, –теперь перейдем к последнему имени в нашем списке: Хильдегарда Шмидт,горничная.

Призванная официантом, она вскоре вошла в ресторан ипочтительно остановилась у двери. Пуаро знаком пригласил ее сесть. Она села,сложила руки на коленях и спокойно приготовилась отвечать на вопросы. Онапроизводила впечатление женщины до крайности флегматичной и в высшей степенипочтенной, хотя, может быть, и не слишком умной.

С Хильдегардой Шмидт Пуаро вел себя совершенно иначе, чем сМэри Дебенхэм. Он был сама мягкость и доброта. Ему, видно, очень хотелось,чтобы горничная поскорее освоилась. Попросив ее записать имя, фамилию и адрес,Пуаро незаметно перешел к допросу. Разговор велся по-немецки.

– Мы хотим как можно больше узнать о событиях прошлой ночи,– сказал он. – Нам известно, что вы не можете сообщить ничего о самомпреступлении, но вы могли услышать или увидеть что-нибудь такое, чему вы вовсене придали значения, но что может представлять для нас большую ценность. Выменя поняли?

Нет, она, видно, ничего не поняла.

– Я ничего не знаю, господин, – ответила она все с тем жевыражением туповатого спокойствия на широком добродушном лице.

– Что ж, возьмем, к примеру, хотя бы такой факт: вы помните,что ваша хозяйка послала за вами прошлой ночью?

– Конечно, помню.

– Вы помните, когда это было?

– Нет, господин. Когда проводник пришел за мной, я спала.

– Понимаю. Ничего необычного в том, что за вами послалиночью, не было?

– Нет, господин. Госпоже по ночам часто требуются моиуслуги. Она плохо спит.

– Отлично, значит, вам передали, что вас вызывает княгиня, ивы встали. Скажите, вы надели халат?

– Нет, господин. Я оделась как полагается. Я бы ни за что непосмела явиться к госпоже княгине в халате.

– А ведь у вас очень красивый красный халат, правда?

Она удивленно уставилась на Пуаро:

– У меня синий фланелевый халат, господин.

– Вот как. Продолжайте. Я просто пошутил. Значит, вы пошли ккнягине. Что вы делали у нее?