Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед тем как собирать таран, наш «стройбат» позаботился о защите лагеря. Конечно, я прочитал об этом в своей книге. Вылазка на войне, обычное дело. Каждый полководец должен быть к ней готов.
Всадники пытаются остановить своих зверей. Они резко осаживают кабанов, но те уже несутся вперёд, запустив навык «тарана».
Один наглец посчитал, что сумеет снести конструкцию из хлипких деревяшек, и даже не пытается тормозить
Удар!
В грудину животного впивается острый кол. Самого наездника сносит на землю, и он моментально превращается в подушечку для булавок, истыканный копьями.
Остальные всадники невероятным усилием останавливают своих зверей перед самыми рогатками.
И в тот же момент сразу несколько животных издают громкий визг! Они встают на дыбы, сбрасывая своих седоков на землю. У двух кабанов подкашиваются ноги и они вовсе падают на колени.
Чеснок, известное со времён римлян простое приспособление, убийственное для кавалерии. Фаланга не просто стояла перед рогатками. Она щедро «засеяла» землю перед ними чесноком. И теперь всадники и их звери оказались на «минном поле».
Кабаны визжат, словно поросята, когда их копыта наскакивают на металлические шипы. Всадники еле удерживаются в сёдлах; им приходится замедлять движение, чтобы животные не попадали в эти болезненные, хотя и не смертельные, ловушки.
Наступательный порыв неприятеля сдулся, как пустая хлопушка. Воины топчутся на месте, не зная, что делать. Но это только начало.
— Огонь! — реву я во всю силу лёгких, перекрикивая шум сражения.
И в сторону остановившихся всадников летят десятки плюмбатов, выпущенных прямой наводкой. В упор.
Тут даже не стоит беспокоиться о меткости — мишени на расстоянии нескольких шагов.
Слышны крики врага и вой кабанов, в чьи шкуры вонзаются метательные дротики. Но никто даже не думает останавливаться. Сразу же следует второй залп.
К фаланге присоединяются «валькирии», запуская свои снаряды навесом, так что от них трудно укрыться.
Слышен свист снарядов, и снова раздаются вражеские крики — уже гораздо тише и отчаяннее. Бой переходит в избиение.
Пытаясь двигаться вперёд, враг упирается в несколько рядов копий, закрывших узкие проходы между рогатками. Чтобы обойти с фланга, всадникам надо развернуться боком, и стать идеальной мишенью.
Рой дротиков не утихает.
На третьей волне уже четыре из восьми наездников выведены из строя.
На четвёртой — пятый наездник падает на землю с пробитым черепом.
И вот, на последней, пятой волне, из всей оравы, несущей погибель всему живому на этой равнине, остался лишь один-единственный выживший — тот самый командир. Самый везучий или самый осторожный.
Вижу, как он оборачивается, чтобы дать команду на отступление, и понимает, что отступать уже некому.
Пришпоривая своего кабана, он возвращается обратно к крепости.
— Мышь, будь добра, — говорю, глядя ему вслед
Бах! Молния проходит чуть ниже предполагаемой цели, поджаривая зад кабану. Животное резко дёргается в сторону, сбрасывая своего наездника.
Но мужчина, сделав перекат, не думает останавливаться. Он мчится к воротам, не обращая внимания ни на что.
— Упёртый парень, — констатирую я.
— Вёрткий, как угорь, — комментирует магесса, явно недовольная своим промахом.
Враг исчезает за воротами, которые захлопываются за ним.
Я, наоборот, полон оптимизма. Один живой враг погоды не сделает, зато своим позорным возвращением посеет в крепости панику и отчаяние.
Немного жаль, что мы не можем преследовать его, чтобы ворваться на плечах неприятеля в ворота. Но я нарочно сдерживаю себя, давая азарту утихнуть.
Я только что видел, к чему приводят необдуманные действия. Война требует холодной головы. Поэтому стоит успокоиться и действовать по намеченному плану.
— Так, не расслабляться! Выживших взять в плен, тяжелораненых зверей добить, снаряды собрать, — командую я, тем самым провозглашая нашу победу. — Сегодня на ужин, жареная кабанятина!
С согласным рёвом солдаты разбредаются выполнять поставленные задачи.
Сейчас в них ещё кипит азарт недавней битвы, но скоро запал пройдёт. Пройти марш-бросок от самого форпоста, а потом сразу вступить в бой. Это измотало все силы.
Система отзывается дебафом «Утомление», который режет Выносливость на 10%, и намекает, что это только начало.
Войску пора отдыхать, а к осаде следует приступать исключительно на холодную голову.
А не как сейчас — на кураже.
Риск переоценить свои возможности и подставиться весьма велик, что в нашем положении абсолютно недопустимо.
Глубоко вздохнув, я снова осматриваю поле боя. Не зря я настаивал на том, чтобы защитные ежи установили в первую очередь. В противном случае кровавая бойня была бы неизбежна, и победа в войне могла бы оказаться под большим вопросом.
Мой враг поставил всё на эту неожиданную вылазку. И если бы я не принял мер предосторожности, его план мог бы вполне окончиться успехом.
Невольно передёргиваю плечами, ощущая, как близко к краю я подошёл. Всё же здоровая паранойя — это уже не блажь, а необходимость. Именно поэтому штурм первой стены назначается на следующее утро, когда мы все отдохнём.
* * *
Ночь наступает стремительно. Чтобы не оказаться внезапно атакованными, мы отступаем на некоторое расстояние от стен крепости и разбиваем лагерь.
Ткани от Гели у нас в пока маловато, поэтому шатёр только один — командирский, в котором я располагаюсь вместе со штабом.
Точнее, днём тут заседает штаб, а ночи я провожу в одиночестве.
Остальным приходится ночевать у костров. Условия, конечно, не идеальные, но делать нечего.
Перед тем как отправиться на боковую, я лично проверяю посты и навещаю Петра, которого изрядно взволновали сегодня крики и визг кабанов.
Приходится почесать впечатлительное животное за ушами и скормить ему две картофелины.
Кивнув у входа двум воинам из первой партии «салаг» Майора, я прохожу внутрь шатра. Необходимо поспать, завтра на штурме надо быть свежим и бодрым. Расположившись в спальном мешке, собственноручно сшитом Хрюшей из тушканьих шкурок специально для этого похода, я тут же проваливаюсь в сон.
— Я не помешаю, Лорд? — нежный шёпот вторгается в мои сновидения.
С трудом разлепляю глаза, не понимая, сон это или явь.
Тут же понимаю, что уже не один. Рядом со мной, словно прилипнув, лежит обнажённая черноволосая девушка. А поскольку я и сам сплю голым, то эффект от её присутствия сразу же даёт о себе знать.
Самое странное, что я не чувствую никакой паники. Наоборот, лёгкое любопытство и очень сильное возбуждение.
Это что, одна из рабынь из новой партии решила попытать удачу и поднять свой статус столь нетривиальным методом? Ведь я уже женатый человек, причём трижды, если учитывать Мышь.
Где три, там и четыре, правильно?
Вот только как её пропустила охрана?
Хотя нет, её я точно вижу впервые. Такую яркую красотку я бы не пропустил. Тело у девушки не просто идеальное. Оно совершеннее, чем идеал. Очень тонкая талия, стройные бёдра, тяжёлая и упругая грудь.
Не бывает в реальности такой фигуры. А в Системе может быть, в это я способен поверить. Мурашки пробегают по телу, в памяти мелькает недавняя встреча с духом.
Но та была бесплотной, лоскутной. А эта горячая, податливая. От одной её близости я теряю ясность мыслей.
— Кто ты? — спрашиваю её и, даже не осознавая своих действий, перебираю пальцами её волосы.
— А ты меня, разве, не узнал? — шепчет она мне в самое ухо и изгибается, выставляя на моё обозрение свою безупречную грудь.
— Я бы точно тебя запомнил, — говорю.
На что она отвечает коротким смешком.
— А теперь?
Девушка распахивает глаза с алыми, словно два рубина, зрачками, которые загадочно мерцают в полумраке шатра.
У людей совершенно точно, не бывает таких глаз.
На всякий случай я опускаю руку со своего ложа, чтобы нащупать цзянь.
Понимаю, что на месте его нет, просто исчез. Пустота.
— Неужели ты меня не запомнил, — капризно, но кокетливо говорит девушка, — это даже обидно. Мне казалось, наша встреча была незабываемой. Что же, зови меня Мирантис.
От этих слов вздрагиваю от головы до пят. Сука, сука, сука! Я пялюсь на грудь богини, которая питается человеческими душами. Которой меня чуть не принесли в жертву. Какого хрена она делает в моей палатке? В моей постели? Вообще, какого хрена она сейчас делает⁈
Глава 17
Целая богиня пожаловала ко мне в гости. Хотя богиней эта дамочка сама себя назвала. Никаких доказательств своей божественности она покуда не предъявила.