с каким. Это одной Иве приходилось проталкиваться, Аир же шел через толпу так, что все сами расступались. И шли они не куда-нибудь, а ко двору старосты Нора, куда потихоньку начинал стекаться народ.

Для основного обрядового действа покамест было рановато, а вот для представления – самое время. Имелась у клюквинчан еще одна традиция. Добрая, всем на радость! Случись большой праздник, на который не грех собраться целой деревней, немужние девушки брались плясать. Да не абы как топая, а как бабки завещали: плавно да ладно, ноженька к ноженьке, рученька к рученьке, ровно лебедушки. И ежели взялся бы кто сказать, которое из торжеств всего больше требовало обрядовой пляски, так сказал бы: день Света и Тени.

И конечно, все девки Клюквинок перешептывались, обсуждали, кто пойдет первой в ряду, кто станет вести хоровод. Ива на подруг не глядела: ясно, что ее в этом году не позовут. Мало того что уже почти мужняя, так еще и столько позору перенесла, что лучше бы вообще из дому не высовывалась. Она шла под руку с Аиром и рассказывала, как пойдет ритуал:

– …рассядутся по местам, а Нор, староста наш, объявит начало битвы. И тогда молодцы выйдут вон туда, на середку, и станут сражаться. Конечно, железа брать не дозволяется, но все одно, что ни год, кто-то в рукавице проносит подкову. Такого мажем сметаной да гоняем от каждого двора до завтрашнего утра, чтобы неповадно было…

Ива хотела притулиться с женихом у малого стола, куда обыкновенно сажают приезжих (вроде и не гонят, но и самого богатого угощения задарма не поставят), как вдруг к ней подбежала красавица Сала и потянула за рукав:

– Пошли!

Ива вцепилась в жениха – оборони! Но подружки не желали ей зла. Напротив, приветливо махали лентами – черными и белыми, кому какая досталась, – и звали в круг. Не было среди них только Ени. Ее никогда не брали в танец, ведь, сколько ни старались, обучить не сумели. Нескладеха вечно путала движения, падала сама либо валила кого-то другого. Возможно, стой она с остальными, Ива не робела бы.

– Мы так порешили. – Сала поджала губки и мстительно зыркнула на отца, что-то громко обсуждающего с мясником. – Тебе в этом году лиха досталось, однако же держишься стойко. Нам всем, вместе взятым, смелостью с тобой не сравняться. Тебе хоровод и вести.

Ива едва на землю не села от неожиданности:

– Да как же?

– А вот так! Всем нам пора перестать язык за зубами держать, коли обидел кто. Пойдем!

Хозяин болота только в спину ее пихнул. Делать нечего – пошла. И, надо сказать, нерешительно пошла! Ни единого разу еще Иве не доводилось вести пляску. Салу чуть не каждый год выбирали, Хорю частенько, если батюшка еёйный загодя преподнесет девицам по подарку, Лаша и Шаша раз были, а Ива никогда. И боязно, и трепетно! Да еще и деревенские не шибко помогают. Собрались, хохочут! Под столами друг дружке фляги с брагой передают. Пить и закусывать, покуда не свершится ритуал, нельзя, но ежели боги чего не видят, оно им как бы и не мешает.

Танец Ива знала. Как иначе? Но вдруг подумалось, что непременно запутается. Спотыкнется, опозорится или забудет, на какую сторону поворачивать. Ноги одеревенели, на лице застыла гримаса, которую за улыбку бы и слепец не принял. Но все это длилось лишь до тех пор, пока не грянула музыка. Веселый дедок ударил по струнам, его вихрастый внук задудел в дудку, кто-то стукнул кружкой, добавляя круговерти звуков, – и понеслась!

Словно и не сама Ива сделала шаг, а нечто большое и сильное подтолкнуло. Нечто, чью власть славит праздник Света и Тени. И вот уже не лента вилась по локтю, а выросло черное бархатное крыло. Не подружки шагали за нею след в след, а птичья стая вторила каждому жесту.

Ива смежила веки, отдаваясь этой мягкой теплой силе. Крутанулась, наклонилась так, что кто угодно упал бы, но взвилась с места и вскинула руки кверху, приветствуя солнце. А потом вновь опала, как волна, касаясь земли. Быть может, она и впрямь забыла бы выученные движения. Быть может, оступилась бы, не оправдала доверие подруг. Но это Ива могла ошибиться, а сила, что вела ее, – никогда. И девица плясала, не видя ничего вокруг, не слыша музыки, не оборачиваясь на одобрительные пошлые посвисты. Ива плясала, а с нею вместе плясали, соединяясь в одно целое, Свет и Тень.

Гости вытаращились на плясуний. Мужики, старики и, конечно, молодые парни. Глядел и Аир. Глядел – и отчего-то вдруг пожелал выколоть глаза всем прочим, кто смотрит на торжество Света и Тени. Чтобы не смели сыто одобрительно крякать, чтобы глазки их не блестели похотью и не норовили уцепиться за край взметнувшегося подола.

– И-и-их! Давай, девки! Веселее! – Парнишка, стоящий поблизости от Аира, сунул два пальца в рот и что есть мочи свистнул, подбадривая девушек. – Покажи коленку!

Прежде чем Господин топей уразумел, что опустился до дешевой потасовки, он выбросил руку в сторону, ударяя парня под локоть. Тот так и подавился двумя пальцами и шлепнулся на скамью.

Аир все не мог оторваться от представления. Да что там! Никто не мог! Потому что девка с зелеными волосами выступала подобно лисе, дикой кошке, соколице! Черная лента рисовала в воздухе неведомые, давно позабытые руны, а ноги переступали так быстро, что не уследишь.

И тогда Хозяин болота понял страшное. Отродясь не было у него таких желаний, и он не на шутку тем гордился. Теперь же… Холодная ярость, составляющая все его существо вот уже почти столетие, сменилась кипятком. Померкло все то, для чего он явился в Клюквинки. Стало незначимым, забылось. Существовала лишь зеленоволосая девка, выступающая на потеху охальникам, не ценящим и не понимающим действа. И важным было лишь схватить ее, больно схватить, чтоб знала, что ему, и только ему принадлежит ее танец!

Те, кому не повезло разделить стол с Аиром, и не подумали бы, что сидят не с человеком – с живым углем. Лицо его ничего не выражало, лишь скулы и подбородок очертились сильнее обычного, а кожа как была бледной, так бледной и осталась. Разве что к губам маленько прилила кровь.

Аир слепо нашарил на столе запотевший кувшин с чем-то холодным и опрокинул себе на голову. Мало того что в кувшине оказался квас, а не вода, так еще и остудиться не помогло. Соседи начали потихоньку расползаться в стороны. А девка все плясала. Быстрее, быстрее! Музыка звенела в