что это за лошади? – несколько успокоившись, подошёл он к ребятам. – Якутская лошадь – это самая северная в мире порода. Её ценность заключается в том, что она спокойно выдерживает местные морозы. Даже когда на улице за шестьдесят и всё живое старается куда-то укрыться, эта невысокая лошадка, так же, как северный олень, копытит корм из-под снега. Представляете, даже при толщине снежного покрова в полметра она умудряется добывать еду. Ни одна другая в таких суровых условиях не выживет, а эта, как видите, приспособилась. Кроме того, якутская лошадь очень вынослива. В течение дня она может нести на себе вьюк весом в сто килограммов. Уму не постижимо, целый день! Для нас это главное, на себе много не потащишь. Только за это геологи и путешественники должны поставить ей памятник. А она ещё дает мясо и молоко. Теперь, я думаю, вы поняли, какие удивительные животные нам достались?

Роман с виноватым видом кивнул и, будто оправдываясь, сказал:

– Были бы они ещё приручены, тогда бы цены им не было, а так нервов не хватает. Особенно это относится к отдельным экземплярам этих вымирающих особей. Если их можно так назвать, – добавил он усмехнувшись. – Это же настоящие дикари!

Медленно наступили сумерки. Погасли розовые блики на вершинах высоких лиственниц, прилетевший ветерок принёс свежесть, от молодых пушистых иголок повеяло смоляным духом. Затихли только что перекликавшиеся птички, назойливых комаров снесло в глубь леса, и оттуда доносился их гудящий писк. Тихо потрескивали дрова в костре. Будто провожая уходящий день, геологи молча сидели возле огня. Каждый думал о чём-то своём потаённом, чего не хотелось рассказывать даже самым близким. Молчание нарушил Роман, но его слова дошли не сразу.

– Саша, а откуда тут взялись эти лошади? – обратился он к Дубовику. – Как сюда попали?

Тот нехотя оторвался от своих дум и мысленно, находясь еще там, где только что был, посмотрел на парня. Такие минуты выпадали редко, поэтому не хотелось даже думать ни о чём другом, но, пересилив себя, «влез» в суть вопроса.

– Ну, это долгая история, – будто раскачиваясь, начал он издалека. – По неподтвержденным данным, считают, что якутские лошади выведены в результате скрещивания лошадей, приведенных якутами из Забайкалья, с местными дикарями. Я лично в этом сильно сомневаюсь. По-моему, это какая-то отдельная ветвь. Скорее всего, это монголка. Кстати, якутские лошади очень плохо скрещиваются с привозными. Первый раз племенных жеребцов привезли в Якутию ещё в начале века, до революции. По распоряжению губернатора Якутска Крафта их выписали из Томска. Были там кони рысистой породы и тяжеловесы. В тридцатых годах привозили даже орловских и русских скакунов, но эксперимент снова не оправдал возлагавшихся надежд. У лошадей ухудшились экстерьерные качества, а многие помеси всю жизнь страдали пороками конечностей. Тем не менее они превосходили якутских лошадок размером и резвостью, но уступали в выносливости. Потом племенных жеребцов доставили с Урала и из Казахстана. Вот здесь, мне кажется, был серьезный прорыв вперед. На мой взгляд, лучшие результаты получились в результате скрещивания лошадей однотипных местных пород – якутской и казахской. Коневодами было отмечено преимущество помесного молодняка в живой массе. Но почему-то специалисты или, может, какие-то чиновники, – добавил он, скривившись, – признали, что казахские жеребцы не подходят для улучшения местных и племенную работу прекратили.

– Что, все прикрыли? – спросил Роман. – В эти эксперименты, наверно, столько бабок вбухали, и получается – напрасно.

Александр пошевелил дрова в костре, вверх полетели искры, пламя осветило сидевших ребят.

– Да нет, работы не остановили, – бросил он веточку в огонь. – Проводятся они и в наше время, но я хочу рассказать о другом. Наряду с попытками улучшения якутской лошади путем скрещивания с завозными, проводилась племенная работа по сохранению породы в чистом виде. Для этого во время войны в Верхоянске был организован так называемый племенной рассадник. Правда, просуществовал он относительно недолго, но пользы от него немерено. Я лично сам оценил результаты его деятельности. Лошади, которых мы недавно брали в Верхоянье, крупнее этих и, я думаю, не менее выносливы. А морозы там, кстати, не слабее, чем здесь, но лошади спокойно выживают и прекрасно работают. Правда, попадаются такие же отморозки, как здесь, к которым даже подходить страшно. Отсюда можно сделать вывод: сколько ни скрещивай якутскую лошадь с привозными, а лучше ее самой не найти.

– И что много их в Якутии? – не унимался Роман, заинтересовавшийся вдруг этой проблемой.

– Ну, если верить официальной статистике, то по числу лошадей, приходящихся на душу населения, Якутии принадлежит пальма первенства в России. Значит, как я понимаю, их здесь больше, чем в других местах.

– А у меня такое впечатление, что все якутские лошади только в этом Селеняхе, – сказал Роман, не отрывая взгляда от костра.

– Это потому, что ты нигде не был, – вставил Антон, внимательно слушавший ребят. – Якутских лошадей хватает везде. Насколько я знаю, в Якутии несколько конных заводов и племенных хозяйств по коневодству. Только в них более десяти тысяч голов. В прошлом году мы брали лошадей, так там их не меньше, чем здесь. Вот Саша не даст мне соврать.

Александр молча кивнул и продолжил начатый разговор:

– Раньше лошадь можно было встретить даже в большом городе, но, к сожалению, то время закончилось, и теперь ее не увидишь нигде. Мама рассказывала, в нашей деревне на лошадях и пахали, и сеяли, и на сенокосе они работали, словом, без них никуда. А потом будто мор прошёл, остались только хомуты да разваленные колеса от телег. В какой-то миг избавились от всех! Да с такой легкостью, точно людям они никогда не служили.

– Наверно, их списали люди, не любившие животных, – сказал Стас. – А потом появились машины, составившие им конкуренцию. Поэтому они стали не нужны. Ничего удивительного! Это естественный процесс эволюции общества, так сказать его развития.

– Ну да, вроде этого, – согласился Дубовик. – Ну как же, считали они, разве может лошадь соперничать с трактором или с машиной? А то, что лошадь может приносить даже эстетическую пользу, об этом никто не подумал.

Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда он, куда гонится?

С печалью в голосе тихо стал читать Дубовик.