дыню или что вы там хотите – тыкву, можно купить, а всю тыкву-карету вместе с Золушкой в придачу!» Мы побежали вниз по трапу, Скомм крикнул нам вслед: «Весь базар не скупите!»

Пограничник внизу ждал нас. Ссылаясь на то, что все экипажи покупают в Чимкенте дыни, мы убедили его, что съездим в город буквально на полчаса и тут же вернемся обратно, нам скоро улетать домой. Под наши клятвы и заверения в скором вылете, пограничник (ребенок лет двадцати), выпустил нас в аэропорт. Никаких такси не было и в помине, мы поехали на полуразваленном рыдване одного из наших пассажиров, вместившись в крохотный салон на четвертое и пятое места. Тот пассажир, ныне ставший нашим водителем, подарил мне пачку сигарет «Казахстан», он согласился добросить нас до базара.

В кузовах грузовиков один на другом громоздились пыльные дыни и арбузы. Дантес, мой авантюрист, выскочил из авто и начал говорить с базарным торговцем, смуглым босоногим мальчиком в замызганном спортивном костюме, по-казахски. Я слышала только что-то про «кавуны». Кавун – это и есть дыня. Потом И. сказал, кажется, «алты» -и, судя по всему, это означало «шесть». До этого он снабдил меня кратким разговорником речей своей родины, он написал некоторые слова на полях старого выпуска «X-Avia» своим претенциозно каллиграфическим почерком: «Саламацезбе – здравствуйте; Саубоцнысдар – до свидания; Балалар – дети; Бэр Екэ Уш Тор Бес Алты Жетэ Сегэс Тогыз Он». Когда я выговорила вслух этот счет, то не удержалась и съязвила: «Именно это заклинание и отворяет врата ада?»

…Обратно мы бежали по летному полю, надрываясь от тяжести шести знойных и спелых кавунов, когда нас остановил начальник таможенной службы. Затем началось что-то невообразимое. Нас обвинили в выдаче взятки тому самому молоденькому пограничнику, в незаконном пересечении границы, они вызвали представителя «Schmerz und Angst» в Казахстане, и все вместе никак не могли решить, арестовывать нас на месте или же немного повременить. Я и Дантес написали какие-то объяснительные о том, что мы были задержаны, так как хотели «контрабандным путем вывезти из страны дыни в количестве шести штук»… Наконец, они дозвонились до Большого Города, в главный офис авиакомпании, и Хельга Шмерц ручалась, что подобное недоразумение больше никогда не повторится, она что есть сил уговаривала таможенников отпустить нас с миром. В итоге нас отпустили, но о том, какая приватная встреча ожидала нас обоих с фрау Шмерц, мы не смели и думать.

Самолет трясло и трясло, и вернулись в базовый аэропорт мы совершенно разбитыми и вымотанными, два дынных контрабандиста-неудачника. Даже шутить по этому поводу не было сил. Начальник казахстанской таможни еще потряс кулаком нам в спину: «Будьте вы прокляты оба за эти кавуны!» И по этому поводу тоже шутить не было сил.

Мы приволоклись, тяжелоголовые, после бессонной ночи в небе, домой, и разрезали кавун. Дантес так забавно резал, получались совсем маленькие дольки, как раз для того, чтобы лишь единожды подцепить их десертной вилкой. Потом мы пошли отсыпаться, высыпаться вон очередным тяжелым рейсом. Любимый приговаривал сквозь одолевающую дремоту о том, что жил когда-то в поселке «Черные Пески», возле Горы. Я улыбалась, тоже не открывая глаз. Бедненький, думалось мне, как же он устал, уже все перепуталось в его трудяжных мозгах – вот, он мне рассказывает про какой-то поселок, хотя «Черные Пески» – это те же Каракумы, куда он ребенком ездил с родителями.

Сон у Дантеса был беспокойным, издерганным. Я обнимала его, и вспоминала колыбельными песенками прошлую нашу с ним работу на Чешских авиалиниях, и Прагу, нашу первую ночь на крыше Собора святого Вита, где мы повисали на всех возможных крестах, распятые в нашей летной форме… И Винограды, где я снимала комнату, и Нусли, где он когда-то работал на лакокрасочной фабрике, и мою академию изящных искусств, глиняные головы. И. носил на шее распятие, на котором вместо Иисуса была фигурка меня в одежках стюардессы. Перед каждым взлетом он целовал этот свой крест и говорил, глядя на меня: «Пока летим вместе, ничего не страшно. Потому что и умрем вместе, случись чего».

На этот раз Дантеса одолел поистине лунатический бред, не знаю, что послужило тому причиной – переналет, переутомление, родная земля, проклятые кавуны или еще что-то. Но тогда он звал кого-то на букву К, кого-то – но не меня, и просил почитать ему по-немецки. Причем здесь вообще Гёте и игра в классики на кухне? Что за чтения на немецком? Я продолжала его убаюкивать нашими пражскими ностальгиями, но он, в нестерпимом пожаре своих сновидений, совсем меня не слышал, а только растягивал в непреодолимых усилиях мятые фразы о поселке «Каракумы», пустыне «Черные пески», степи «Черные Сады», о том, что К. так здорово читает вслух Гёте. Я решила сдаться, потому что, усни и я, возможно, нам приснился бы одинаковый сон, в котором и может быть найдена разгадка. Я перекрестилась двумя пальцами, повторяя, как мантру, наполовину в подушку, наполовину в затылок И.:

– Dobre mluvis, dobre.28

28 Чешск. «Хорошо говоришь, хорошо».

Глава 21. Гора III

«Если друг оказался вдруг

И не друг, и не враг, а – так,

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош,-

Парня в горы тяни – рискни!

Не бросай одного его,

Пусть он в связке в одной с тобой -

Там поймешь, кто такой.»

(В.Высоцкий, «Песня о друге»)

Я отлично помню тот вечер, когда разругалась с отцом. Это случилось в городке под названием Артем в Приморском крае. Артем – собрат-киста Владивостока, славился тем, что в нем испокон веков стоял аэропорт «Владивосток», а в самом городке жили летчики и все остальные авиалюди. Добираться до места работы недалеко, да и вообще удобно. В Артеме родился и мой брат Андрей, кстати. Мы все заворожено провожали плохонькими глазками самолетики, мы провожали нашего дедушку Генриха, командира воздушного судна, в рейсы, мы с Андреем-Аяксом отбирали друг у друга дедову фуражку, чтобы покрасоваться в ней перед зеркалом. Конечно же, Аяксу фуражка перепадала чаще, чем мне, ведь он старше, сильнее, и к тому же мальчик, ему куда больше шло быть зазеркальным пилотом.

В городке Артеме было мало домов, одна дорога и Сопка, на вершине которой стояли локаторы. Они ворочались, сенсорили самолеты. Сопка, она же – Гора, была самым высоким физическим телом городка.

Прилетев из Большого Города в гости к моему отцу в Артем, мы с Б.,