Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я медлила, вглядываясь через металлический бортик в хлам внизу. Ведь радость добрых воспоминаний не купить ни за какие деньги. Милая семейная реликвия, за которую так цеплялась Франческа, наверняка стоила немало. Но в конце концов я убедила себя, что будет много дороже несколько лет лечить девочку, если она узнает правду о матери.
И, быстро оглядевшись, пихнула пакет между старым диваном и сломанной лошадкой-качалкой, услышав последний вздох флейты и скрипки, когда шкатулка скользнула вниз, а затем стукнулась о дно бака. Меня тут же охватили тревога и чувство вины, порождая тысячи вариантов «а что, если», не говоря уже о мыслях в мамином духе, куда можно было бы потратить деньги, загнав вещичку на интернет-аукционе.
Но на обратном пути я наткнулась на Лару, которая стояла перед домом с таким потерянным видом, что стало некогда задумываться, было мое решение мудрым или же роковым. Если смотреть со стороны, я тоже иногда веду себя странно и непонятно, например разговариваю сама с собой, когда шью: «Может, серебряную блесточку рядом с красной», «А вот здесь просится полосочка черного кружева». Нико всегда дразнится, слыша мое бормотание, но Лара выглядела гораздо хуже.
Она несла какой-то бред в духе: «Мы действительно богаты, но я так и не удосужилась научиться водить», и никак не решалась прямо сказать, что ей нужно добраться до отца, а только лепетала о дурацком уроке плавания Сандро, сам же мальчуган с угрюмым видом сидел на газоне, уткнувшись в рюкзачок на коленях, и явно не рвался ни в какой бассейн. Боже, да поставь я кувыркания Сэма в бассейне выше необходимости следить, чтобы его бабушка не оказалась в инвалидном кресле до конца дней, мама задала бы мне такого жару, что хватило бы обогреть всю Шотландию зимой.
Когда наконец удалось уговорить невестку сесть в машину и мы привезли Сандро к моей маме, Лара отреагировала на наш дом примерно так же, как и Нико, когда впервые пришел ко мне. Принадлежность к зажиточному среднему классу выглядела в наших краях так же нелепо, как веганская сосиска в придорожной забегаловке: темно-синий шарф Лары, накинутый на шею для красоты, а не ради тепла, светло-зеленый кардиган с пуговицами-сердечками, волосы, блестящие от дорогого шампуня, – и полное отсутствие острой настороженности, характерной для большинства здешних обитателей.
Впрочем, мне импонировало, как она изо всех сил старается скрыть ужас при виде луж мочи, останков велосипедов, прикованных к перилам, двери с облупившейся краской. Слишком уж невообразимый контраст с теми элегантными особняками, где мы обе сейчас жили, окрашенными в нежные пастельные тона и оборудованными датчиками света, которые гостеприимно сияют от рассвета до заката.
– И долго ты здесь жила? – осторожно поинтересовалась Лара, когда мы топали вверх по лестнице к маминой квартире.
– Всю жизнь, пока у меня не появился Сэм. А потом вернулась сюда за три года до того, как встретила Нико. Просто больше не могла позволить себе снимать жилье.
Бог ты мой, да ведь мои слова звучат так, словно я пошла замуж за Нико из-за денег. Оставалось надеяться, что Лара меня уже достаточно хорошо знает и поймет, что это неправда. Хотя, судя по тому, как она крепче сжала руку Сандро, когда мы миновали пару подростков на лестнице, которых окутывал явственный запашок марихуаны, Лара, пожалуй, не стала бы винить меня за желание вытащить Сэма из этого дома.
В костюме-двойке и жемчугах Лара выглядела не хуже самой Маргарет Тэтчер, не хватало только похожей сумочки. У нее был такой вид, словно она ввязалась в авантюру и не уверена в благополучном исходе.
Я подтолкнула Лару к маминой двери, не давая угаснуть порыву смелости. Зато Сандро от предвкушения обещанного шоколадного печенья, похоже, воспрял духом – или это была эйфория неожиданного избавления.
Мама появилась в тюрбане из полотенца, хотя я предупреждала, что мы скоро будем.
Лицо у Лары сделалось такое, будто ей захотелось схватить Сандро и умчаться в богатый район Брайтона, где гостей встречают домашними свекольными пирожными или безглютеновыми оладьями.
Но мама мигом утащила Сандро, не дав Ларе возможности задуматься, заволноваться или дать сыну какие-то указания. Дай маме волю, к нашему возвращению Сандро уже скакал бы по дивану и хрустел чипсами: «Бедный клопик. Столько правил и ограничений, просто удивительно, как у него еще ум за разум не заехал. И вечные разговоры о том, когда он пойдет в университет да сколько страниц должен читать каждый день. Господи, мальчонка того и гляди превратится в наркомана-неудачника».
Я поспешила вернуться в машину, пока невестка не передумала. Однако Лара была сильно напряжена и почти всю дорогу до дома престарелых сидела выпрямившись, словно взведенная пружина, и без конца проверяла сообщения на мобильном. Непонятно, что беспокоило ее больше: что мама держит Сандро в логове социальной несправедливости, или что отец не в себе, а теперь еще и травму получил. Я попыталась ее успокоить:
– Уже недалеко. Твой папа, наверное, давно утихомирился.
– Очень надеюсь. Медсестра, которая сейчас с ним, сказала, что он ругается. А всегда был таким спокойным. Может, ему просто очень больно. – И она снова замолчала.
Раньше я не замечала шумов, стуков и скрипов, которые издавала моя древняя «фиеста» и которые являлись частью ее антикварной привлекательности, но не слышать их в гнетущем молчании было просто невозможно. В разговорах о личном Лара обычно ограничивалась обсуждением завтраков, поэтому я не чувствовала себя вправе задавать ту кучу вопросов, которая у меня накопилась, но стремление заглушить шумы перевесило такт.
– Давно отец болеет?
– Трудно сказать. – Она выглянула в окно. – Я родилась, когда ему было сорок три; он намного старше других отцов. Мама была на двенадцать лет моложе. После того как она погибла в автокатастрофе, папа начал бояться, как бы со мной чего-нибудь не случилось. Поэтому у него появилось множество забавных маленьких причуд: перед тем, как куда-то поехать, он сто раз проверял давление в шинах, в каждой комнате имелось по огнетушителю, везде стояли датчики угарного газа, а на дверях красовались до смешного большие замки. Этакий заскок по поводу здоровья