class="p1">– Да он ещё и смеётся! Положил шестнадцать человек и ржёт. Ничего, сейчас тебе устроят расплату.

– Ты чего к парню пристал? – говорил бородатому представительный мужчина в длинном коричневом пальто и шляпе. – Он пострадавший у нас. А ты ему угрожаешь.

– Знаю я таких пострадавших. Подожди маленько. Он сейчас во всём сознается.

– Не дури, Сан Гаврилыч! У нас есть заявление Муратова. Угрожали ему.

– Ну и что! Угрожали одни, ответят другие. У этого на лбу не написано, что угрожали.

Егор плохо помнил, что полгода просидел в тюрьме. Пока шло следствие, его не выпускали.

Приходила сестра, приносила какую-то еду. Егор ел мало. Отдавал всё сокамерникам и всё время улыбался.

Ирина пришла за братом, когда его выпустили.

Первое время жил с ней. Потом Ирина вышла замуж, в комнате стало тесно. Егор ушёл в заводское общежитие. В комнате жили втроём. Егор в основном был молчалив.

Страшную трагедию его сожители не стеснялись обсуждать при нём. Может быть, злорадствовали, а может, и не знали, что он тот самый несчастный жених.

Следствие выяснило, что стрельбу на свадьбе организовали кредиторы Муратова Каземира Львовича. Пострадавший якобы на протяжении многих лет не мог рассчитаться за свой ювелирный магазин. Но при этом смог закатить шикарную свадьбу для своей единственной дочери.

Каземир нравы имел современные, и когда Егор пришёл просить руки его дочери, отпираться не стал, несмотря на происхождение жениха.

– Работящий, голова на месте, Настю любит. Что ещё нужно молодым? А в остальном поможем, – говорил он жене.

Агния Леопольдовна, мать Настеньки, мужу не перечила.

В день свадьбы Муратов получил предупреждение. Нервно скомкал его и выбросил в ведро, а посланнику показал чеки об уплате долга.

Но тот ответил, что сумма чеков намного меньше долга.

– Да вы охамели! – кричал Каземир Львович. – Дайте мне отгулять свадьбу, и я отдам ваши чёртовы деньги. Всё! На сегодня переговоры окончены. Завтра будем решать и пересчитаем заново.

Но завтра не наступило.

Виновников поймали, за вымогательство двоих отправили на каторгу, третьего за убийство – пожизненно на урановые рудники.

Так закончилось Егорово счастье.

Сейчас, по прошествии 20 лет, вдруг вспомнил, что немного сожительствовал с хозяйкой магазина цветов. Она была старше Егора на 10 лет. Он после заводской смены шёл к ней в магазин и собирал букеты. В конце 1918 года эта женщина съездила во Францию на неделю. Оттуда вернулась взволнованной. Стала уговаривать Егора поехать с ней, мол, в России станет только хуже. Он отказался. Она уехала сама.

Сейчас, к своему стыду, Егор понял, что не помнит имени своей сожительницы. И как ни пытался вспомнить, ничего не выходило.

Махнул рукой.

Вышел на улицу. Хотел попросить у председателя несколько дней отдыха, чтобы съездить в город за Иринкиными документами.

Шёл по улице не спеша.

Впереди две односельчанки нарочито громко говорили:

– На людях сестру целует вот как муж жену. Какой позор нынче повсюду.

– Ой, не то слово! Я как увидела, так чуть не обомлела.

– А ты видела своими глазами?

– А то! Ручку, значит, положил ей на талию, второй рукой убрал кудри с лица. Да как губами присосался. Я от стыда едва не провалилась.

Егор насупился. Понимал, что сплетничают о нём. Ускорил шаг. Обогнал сплетниц.

Знаком с ними Егор был плохо, но иногда встречал их на улице.

Резко остановился и повернулся к ним.

– Приветствую, кумушки, – голос Егора был злым.

– Приветствуем, Егор Михайлович! Тут о вас слова разные говорят, вы бы пояснили перед людом. А то как-то не по-человечески поступаете.

– Объясню, – пробормотал Егор.

Схватил одну из сплетниц за плечи и впился в её губы.

Она мычала и вырывалась. Вторая стояла рядом с отвисшей челюстью.

– Вот так целовал сестру? – поинтересовался Егор.

Его «пленница» застыла от удивления.

Потом прошептала:

– Меня Глеб в огороде закопает.

– Так пусть копает! – развеселился Егор. – Ты его ко мне пришли, я лопату дам. У меня трофейная – немецкая. Ой, ради такого дела я и сам приду, помогу выкопать яму.

– Ах ты гад! – возмущалась женщина. – Ты ж моё имя доброе очернил!

– Зато теперь ты знаешь, как я целуюсь!

Егор засмеялся и пошёл по своим делам.

Потом резко развернулся и направился в сторону дома.

С порога крикнул Насте:

– Собирайся! Поедем в город.

Собирать Насте было нечего.

Она помогла Егору сложить его вещи.

Из-под матраца мужчина вытащил большой кожаный кошелёк, туго набитый деньгами.

Примерно половину отдал Насте со словами:

– Спрячь куда-нибудь. Остальное у меня будет. Всё у одного опасно держать.

До города доберёмся, пригодятся деньги.

– Мы навсегда? – спросила Настя.

– Навсегда.

– А как же ваша работа, дом?

– А это всё не моё. Работа есть везде. А тут нам жизни не дадут. Если до вечера не уедем, то придётся нелегко. Никому не хочу доказывать ничего. Пойдём. Уходить будем через задний двор. Ведро возьму, как будто на реку иду.

Настя улыбнулась.

– С чемоданом и ведром на реку?

Егор засмеялся и произнёс:

– Чёрт с ним, с этим ведром. Пойдём без него. А чего это мы пойдём? Мы поедем! Зорьку я не оставлю. Она у меня одна такая понимающая.

Но Зорька даже не встала.

Настя осмотрела лошадь.

– Старенькая она, покой её нужен…

– Покой, – сквозь слёзы прошептал Егор. – Тогда переезд отменяется.

Настя вернула деньги, Егор опять их спрятал. А вечером пришла целованная сплетница с мужем.

Егор подготовился к встрече. За пояс заткнул топор.

Улыбнулся гостям.

Сплетница тыкала в него пальцем и тараторила:

– Это он!

Муж сплетницы косо смотрел на Егора, потом протянул руку для приветствия.

Егор свою руку не подал.

И тут случилось неожиданное.

Глеб, так звали мужа обиженной, встал перед Егором на колени и произнёс:

– Слушай, Михалыч! Забери её себе, раз вы так уже открыто целуетесь на улице.

Глава 8

– Сколько вы ехали, когда поняли, что баба умерла?

– Да кто за временем следил? Пена у неё пошла изо рта. Я к груди, она не дышит. А нам велено сбрасывать, коли снежно. А сугробы были высокие. Вот и не стали медлить. Хоронить потом нам. Избавились, как возможность появилась.

– Место показать можешь?

– Нет, – мужчина помотал головой. – И время не помню, и где сбросили, не помню.

– Ну вот видишь? – взвизгнул Пётр Александрович. – Эти олухи не могут ничего! Даже довезти человека до места назначения.

– Не кипятись, Петя! Будешь орать, и меня привлекут за твою Макарову. Не было меня в тот день, когда её забирали. Я ещё раз опрошу её соседку по камере, может, та что-то знает.