есть жизнь, и природа не может долго пребывать в скорби. Это противоестественно.

В это время подвыпившие офицеры запели песню. Дуся под­хватила.

- Вот видишь, я опять прав. Надо пригласить ее на танец.

- Смотри, не было б беды. Этот монстр, как всякий урод, осо­бенно ревнив, тем более сам он большой волокита.

- Ах, плевал я на этого урода, - сказал Гущин, который к тому времени достаточно выпил.

И когда граммофон заиграл веселую польку, подошел и при­гласил Дусю. Впрочем, плясали все. Сам Сипайлов плясал и пел.

- Ах, хорошо, - сказал один из офицеров, - голодная жизнь в лагере, в палатках при ветре и морозе кончилась.

И подхватив какую-то даму, он понесся в польке.

- Танцуйте, дорогие гости, - говорил Сипайлов, - чревоугод­ничайте, точно в масляницу. Помянем добрым словом русское объ­едение и пьянство.

- Сипайлов в ударе, - сказал Гущин, подводя к столу еще бо­лее раскрасневшуюся Дусю и наливая ей вина.

- Он оказался таким милым и приветливым хозяином, что даже забываешь, кто он.

- Как бы он о том не напомнил, - сказал я.

- Во время танцев он несколько раз бросал на тебя испепеляющие взгляды.

- Бог не выдаст, свинья не съест, - засмеялся Гущин и опять пригласил Дусю на этот раз танцевать танго.

- Веселитесь, господа, - говорил Сипайлов, - скоро подадут ликеры и кофе. Я, господа, правда, огорчен отказом барона принять участие в моем скромном ужине, но ведь вы знаете, что их превос­ходительство вообще ни к кому из должностных лиц в гости не хо­дит и предпочитает в казарме ужинать с казаками.

Он вдруг резким голосом подозвал к себе Дусю и сказал ей не­что, от чего ее щеки покрылись густым румянцем и она убежала. Подали кофе и ликеры, началась тихая беседа.

- Господа, - сказал один из офицеров, - неужели когда-нибудь мы сможем так же сидеть в матушке Москве, в “Славянском базаре”.

- А помните купеческие загулы на Нижегородской ярмарке, господа? - сказал другой офицер.

Я заметил, что во время беседы Сипайлов часто куда-то отлу­чался. Наконец, он вошел в комнату с веселым торжественным ви­дом, потирая руки и по-своему мерзко хихикая, сказал:

- Господа, я вам приготовил подарок в честь посещения моего дома, идемте. В углу спальной лежал большой мешок.

- Подпоручик Гущин, разверни мешок, - сказал Сипайлов.

Гущин развернул мешок. В нем была мертвая Дуся.

- Задушена! - прохрипел Гущин. - Макарка-душегуб!

- Прочь из дома милого хозяина, - сказал другой офицер.

Гости бросились вон. Вслед неслись ехидные хихиканья Макарки-душегуба.

62. Сцена

В день коронации, едва начало рассветать, дивизия вместе с отрядами монгольских князей выстроилась вдоль дороги, ведущей от Зеленого дворца к Площади поклонения. Заборы и крыши домов были усеяны зрителями. Наконец, когда совсем рассвело, раздались звуки труб. Конные в парчовых одеждах трубили в трубы и ракови­ны. Вслед за глашатаями двинулась процессия лам. За ней хрипя­щие лошади везли колесницу в виде пирамиды из трех толстых рас­крашенных бревен. В центре ее поднималась деревянная мачта с огромным монгольским флагом, изготовленным из твердой парчи, который ослепительно блестел на солнце золотыми нитями. В цент­ре флага был буддистский символ вечной жизни - тибетская свасти­ка.

За колесницей с флагом показалась позолоченная, китайского типа открытая коляска. В ней сидел Богдо Гэген. При виде Богдо монго­лы опустились на одно колено. Лицо Богдо было неподвижно, глаза скрыты темными очками. Впереди и по бокам его скакали князья в пышных одеждах, в конусообразных шапочках с перьями и чинов­ничьими шариками. Позади за коляской ехал лишь один всадник - барон Унгерн фон Штернберг.

- Барон едет позади Богдо, - сказал Гущин, - это подчеркива­ет его особое положение по сравнению с другими. В обычаях мон­голов почетное место не впереди, а позади главного лица.

Унгерн ехал в полном парадном облачении.

63. Сцена

В желтом зале Зеленого дворца были выставлены офицеры ази­атской дивизии.

- Сегодня пятнадцатый счастливый день, - сказал первый ми­нистр. - Оракулы установили, что ближайшим счастливым днем для коронации является пятнадцатый день первого весеннего меся­ца по лунному календарю. Живой Будда, Богдо Гэген, вызвал вас, офицеры, и возвел в ранг монгольских управителей по Цинской си­стеме. Вам выдадут жалованье из казны, а некоторым и почетные шапочки с шариками разных цветов, в соответствии с шестью упра­вительскими степенями. Первой, высшей степени, полагается крас­ный коралловый шарик, второй - красный с орнаментом, третьей - голубой, прозрачный, четвертой - синий, непрозрачный, пятой - прозрачный бесцветный, шестой - белый фарфоровый.

Офицеры по одному подходили и получали жалованье и шапо­чки с шариками. Монгольские чиновники громко и торжественно объявляли звания: “Тузлахчи, дзитирачи, мерен, дозлан, дзинги, хун-дэй”. Я получил звание дзитирачи и голубой шарик. Резухин был назван тинван - сиятельный князь первой степени и получил звание “Одобренный батыр, командующий”. Сипайлову, видно, по ходатай­ству Унгерна, присвоили звание Син ван - истинно усердный. Тубанову, командиру тибетской сотни, освобождавшей Богдо, - Чин ван - высочайший благословенный командующий. Наконец, настала очередь самого Унгерна.

- Чин ван, - торжественно объявил Богдо. - Возродивший го­сударство великий батор, командующий. Такое звание, доступное лишь чингизитам по крови, присваивается белому генералу за боль­шие заслуги. Отныне белый батыр обладает правом на те же симво­лы власти, что и правители четырех аймаков в Халхе. Он может носить желтый халат Карму и желтые сапоги, иметь такого священ­ного цвета поводья на лошади, ездить в зеленом палантине и вде­вать в шапочку павлинье перо.

Тут же слуги принесли одежду и облачили барона. Вручили ему желтые поводья.

- Ваньтин Резухин, ваньтин Сипайлов и ваньтин Тубанов,- сказал первый министр, - тоже имеют право на желтую Карму, но поводья им разрешается иметь не желтые, а коричневые. Только возродивший государство может иметь желтые поводья.

И туг же все монгольские министры и чиновники, все ламы поклонились Богдо Гэгену, а потом барону. Барон был взволнован, он начал свою речь дрожащим голосом:

- Ваше высокосвятейшество, этот свой день я воспринимаю как счастливейший в своей жизни, триумф моей идеи. Взятие Урги для меня только ступень к главной цели: реставрации монархии на Востоке и в России. Ваше святейшество, Богдо Гэген - первый, кому я вернул отнятый престол, теперь на