Года два назад в августе их земляки, надев полосатые футболки и синие береты решили на спор сплавать к берегу, кишащему крокодилами. Еле удалось их удержать — пришлось подарить бутылку кашасы.

— Смотри-ка, как немец побледнел! — усмехнулся Борисыч, — решил, что мы его за прошлое будем дрючить? Испугался фриц. Может, его папаша скрылся здесь от Нюрнбергского процесса? Неплохо устроился на Амазонке… А пираньи — не хуже нашего леща!

Он продолжал с удовольствием обсасывать рыбные косточки. После прогулки успел переодеться и теперь сидел в белой футболке с рисунком очков на груди, словно они висели, цепляясь дужкой за ворот.

На майке Кузьмина во всю ширь красовался огромный цветной герб «серпасто-молоткастый» с надписью «СССР».

Виталик особого интереса к рыбе не проявлял, и война в компьютере его не заинтересовала. Ел вяло, переписывался с кем-то в айпаде.

Меркель заглянул на кухню, где обедали Михаил с Дианой, и сказал, что шеф зовет Мигеля.

— Сходи пожалуйста, заодно протри стол и принеси грязные тарелки, — попросила Диана, — что-то я неважно себя чувствую, голова кружится, подташнивает.

Михаил поднялся на верхнюю палубу. За столом пировали русские. С ними — Ганс. Сидел угрюмый. Изредка кивал, растягивал губы в стороны, делал вид, что улыбается. Профессор тыкал в экран пальцем, показывал немцу:

— Вот видишь, это я. Рядом медсёстры, тоже переодеты. А вот Вадим рядом с Полтавченко — губернатором Питера. Он тоже был. Здорово получилось, да? Как по-настоящему. Реал? Еc? Реал?

— Реал, — повторял Ганс. Взгляд его был грустен.

— Кашаса? — профессор делал вид, что собирается налить спиртное капитану.

— Но, но! — Ганс крутил головой, прикрыл стакан ладонью. Лицо стало строгим. Казалось, что даже припухлость его щёк напрягалась, сопротивляясь чему-то внутреннему.

— За победу! — настаивал профессор. — За победу надо выпить! За нашу победу!

— Но, но!

— Чего «но»? — Борисыч опрокинул стакан в рот, — тогда будем петь! Нашу полковую!

Взял с соседнего стула гитару, покрутил колки, настраивая. Зазвучали аккорды:

— А мы с тобой, брат, из пехоты,

А летом лучше, чем зимой…

Русские положили руки на плечи друг другу, подхватили неровными голосами:

— С войной покончили мы счёты,

С войной покончили мы …

Но получалось не очень, голоса фальшивили, языки заплетались. В тональность не попадали. Кузьмин попытался правой рукой обнять немца, но тот морщился, отстранялся. Борисыч в упор уставился на Ганса:

— Не можешь ты наши песни петь! И пить не можешь! Больной, видать. Вся Европа ваша больная. Живёте не по-человечески. Денег куча, а за каждую копейку удавитесь. На бабах экономите! Ходят у вас в тренировочных костюмах. А вы за нашими приезжаете, соблазняете дур деревенских. Красоту нашу увозите! Потом бросаете. Небось, и ты здесь скрываешься от алиментов? Почему никто тебе не звонит. Ни дети, ни внуки? Ни разу не видел, чтоб ты по телефону говорил! А? И помощник твой Мигель в молчанку играет. Может, вы все здесь шпионы? — видя, что Ганс не реагирует и отводит взгляд, Борисыч передал гитару Вадиму: — Сбацай для этих шпионов!

«Плантатор» ухватил гриф, выдал с хрипотцой:

— … Секи, начальник, я гулял на склоне дня,

Глазел на шлюх и мирно кушал пончик,

И вдруг хиляет этот фраер до меня,

Кричит: «А ну, козёл, займи-ка мне червончик…

Михаил собрал тарелки, стал сваливать остатки еды в грязную посуду. Ганс благодарно кивнул ему, радуясь присутствию такого большого помощника. Посмотрел на его огромные ладони, широкие плечи, толстую шею. Это успокаивало.

И тут зазвучала простенькая мелодия.

«Надо же, как у меня!» — подумал Михаил, сметая крошки.

Никто из гостей не пытался вытащить телефон, посмотреть. И тогда, с нарастающим ужасом, каким-то внутренним чутьем, Михаил осознал, что этот вызов адресован ему, что знакомая музыка прорывается из кармана его штанов. Звучит настырно и уже долго. Он вытащил айфон. На экране светился номер Лили.

При встрече, Михаил всё рассказал своим друзьям. Полинову было смешно:

— Мне кажется, после последней чистки и переименования в «полицию» там остались одни идиоты! Рядовая разработка — и ту не могут правильно оформить. Сколько раз можно протоколы переписывать? Сразу нельзя было время состыковать?..

Сиваков многозначительно молчал. Потом предложил выпить. Все согласились. Поехали к Михаилу. Приготовили яичницу. Сварили пельмени. Водка стояла в холодильнике.

— Может, сказать ему? — спросил Сиваков, когда Полинов вышел курить на лестничную площадку.

— Не вижу смысла, — отозвался Михаил, — давай еще подождём. Скажет, что мы его подначиваем за старые связи.

Сидели допоздна. Потом разъехались по домам.

На следующий день Михаилу позвонил его бывший агент по кличке Гриф. Тот был завербован лет пятнадцать назад ещё двадцатилетним пацаном, когда ездил на крутом угнанном авто. Выяснилось, что кто-то из авторитетов забрал машину за долги и подарил Грифу на свадьбу. А хозяин взял да и написал заявление, сам уехал в Израиль. Пришлось навести страху на парня, заставить писать расписку о сотрудничестве, выложить всё, что знает касаемо криминала и связей. Постепенно помогал ему, пока тот не занял солидное место в преступной иерархии.

Соответственно, информацию получал значимую для раскрытия преступлений. Так сдружились. Но после службы не виделись. И вот на тебе!

Встретились в одном из центральных ресторанов. Прошли в маленький уютный зал. Оставшись одни — обнялись. Гриф не изменился. Был высок строен, с острым длинным носом, загибающимся вниз. Поэтому и получил свое прозвище. Сделал заказ. А потом, словно нехотя стал выжимать из себя:

— Знаю, что ты давно на пенсии. Но понимаешь, слышал разговор солидных людей о больших проблемах. Решают, как их закрыть. Гадают, к кому обратиться, чтобы не так дорого было. А я посмотрел — твой отдел работал. Дай думаю, спрошу у тебя — может, ты в курсе. Или кто остался там из знакомых.

Михаил улыбался. Рад был видеть своего приятеля. Но теперь они были в неравном положении. Гриф оставался преступным авторитетом с армией бойцов. А его подчинённых теперь не стало — только три товарища, как в фильме.

Интуитивно он почувствовал, что разговор пойдёт именно о той разработке, в которой принял участие. Понимал, что любым словом или мимикой может себя выдать. Кто он теперь для бандитов? Простой пенсионер. Брошенный, отработанный материал. Сколько братвы отправил он на тюремные нары. Правда, за дело. Но вдруг, кто-то недоволен. Решит отомстить?

Михаил сделал каменное лицо, показав, что весь во внимании.