– Чего уж теперь, все равно под статьей. Как жить? –сокрушалась Марья, крестясь на купола церквей по дороге. В старом городе, гдемы ехали, их великое множество, и крестилась она практически непрерывно. –Просто не знаешь, что раньше случится: посадят или укокошат, господи прости.

Припарковаться возле конторы «Гридин и сыновья» оказалосьневозможно, пришлось свернуть в переулок. Едва мы вошли в здание, как нос кносу столкнулись с Андреем Петровичем. Выглядел он почему-то каким-то помятым ивроде бы напрочь растерявшим свое обаяние, однако, заметив меня, расцвелулыбкой и воодушевился.

– Симона, – с чувством, смахивающим на восторг, пропелон и поцеловал меня с таким видом, будто недавний ужин в ресторане давал ему наэто право. У Марьи при виде такого зрелища отпала челюсть, а я попыталась вестисебя так, будто ничего особенного в его поведении не заметила. – Ты комне? – задушевно спросил он.

– Я к Олегу… по делу… к Олегу Михайловичу, –поправилась я. – Он здесь?

То, что он здесь, я знала, а в тот миг могла даже убедитьсяв этом лично, потому что Олег выглядывал из своего кабинета и с неудовольствиемнаблюдал за происходящим.

– Зайдем ко мне, – взяв меня под руку, улыбнулсяАндрей. – Выпьем кофе, поболтаем. – Он, поглаживая мои пальцы, весьманастойчиво тянул меня по коридору в сторону своего кабинета. Тут взгляд егоостановился на физиономии Олега, и он сказал: – А вы, Олег Михайлович,займитесь… э-э-э… – Он кивнул на Марью, та притормозила, хотя до этой минутыбодро шагала за нами, и с маетой посмотрела на Олега.

– Заходите, – распахнув дверь пошире, произнес Олег, амы между тем достигли двери кабинета Андрея Петровича с блестящей табличкой наней.

Кабинет был просторен и навевал мысли о дворянской усадьбедевятнадцатого века и прочих радостях жизни. Он необыкновенно подходил ко всемуоблику Андрея Петровича. В этом кабинете он выглядел еще значительнее. Однакочто-то его, безусловно, беспокоило, хоть он и старался быть любезным хозяином.Усадил меня в кресло, предложил кофе, который сам и приготовил, подкатилхрупкий столик, инкрустированный слоновой костью, и вдруг заявил:

– У меня скверно на душе.

– А-а-а… – начала я, он продолжил:

– Мне тридцать семь лет, и вчера я понял, что моя жизньпрошла впустую.

– Что-нибудь случилось? – кашлянув, осведомилась я.

– Случилось. Я влюбился.

– Так это хорошо.

– Ты так считаешь? А если тебе тридцать семь, ты женат, адевушке, в которую ты влюблен без памяти, нет до тебя дела, это тоже хорошо?

– Говорят, чувство само по себе так прекрасно, что…

– Ты когда-нибудь влюблялась по-настоящему? Так, что ни очем другом и думать не могла?

– Я же замужем, – обиделась я, подозревая с его стороныкакие-то интриги. Чего доброго, обвинит в том, что замуж я шла не по любви.

– Ты действительно его любила? – вроде бы не поверилАндрей.

– Теперь, конечно, такое трудно представить, – нашласья.

– Да… наверное, – покивал он с совершенно потеряннымвидом. – Хочется все бросить и бежать отсюда сломя голову.

– Может, тебе взять отпуск?

– Я тебе вчера предлагал уехать, – взяв меня за руку,со вздохом сказал он. – Что скажешь?

И вновь это прозвучало так, что захотелось броситься к немув объятия и надолго там задержаться. Хотя вроде бы ничего особенного он несказал и до той поры, по большому счету, был мне неинтересен. Должно быть,Андрей Петрович обладал неким магнетизмом или здорово поднаторел в делеобольщения. Я бы, наверное, обольстилась… Почему бы и нет, если ненадолго и безхлопот, но хлопоты как раз сильно меня донимали. Сначала надо с мужемразвестись, избавиться от тюрьмы и прочих малоприятных перспектив, а уж потомпускаться во все тяжкие.

– Ты же влюблен, – напомнила я.

– Ты ничего не поняла, – поморщился он.

– Возможно, – не стала я спорить.

– Я влюбился в тебя.

Я немного поморгала, не потому, что сильно удивилась, простоэто освобождало меня от необходимости отвечать. Андрей смотрел на меня во всеглаза, и надежду в его взоре сменила боль. Ясно, что просто хлопаньем глаз неотделаться.

– Ты же меня совсем не знаешь, – произнесла я первое,что пришло в голову.

– То-то и оно. Просто какое-то безумие или наваждение. Аможет, судьба? У тебя есть кто-нибудь? – добавил он в голос задушевности.

– Разумеется. Ты постоянно забываешь, что я замужем.

– Муж не считается, ты же с ним разводишься.

– Тогда, конечно, никого.

– Почему «конечно»?

– Я развожусь с ним, потому что он мне изменял. Зачем бы мнезатевать все это, если бы я сама ему изменила?

– Логично, – кивнул он. – Ты его все еще любишь?

– Я не люблю изменников. Это обременительно и неприятно.

– Значит, твое сердце свободно и у меня есть шанс?

– Ничего не могу обещать, пока я замужем.

Вряд ли ему понравился этот ответ. Он вздохнул и наконец выпустилмою руку.

– Вчера вечером ты виделась с мужем?

– Нет. С чего ты взял?

– У него была назначена встреча.

– Он ужинал с Олегом. Олег по моей просьбе…

– А что потом?

– Олег не смог с ним договориться, хотя потратил на этобездну времени. Муж грозится не явиться в суд. А еще он раздобыл справку, что ясумасшедшая. Возможно, я утрирую, но суть в том, что я якобы подверженаперепадам настроения и сама не знаю, чего хочу. Он и врача обещал притащить назаседание, если когда-нибудь явится… Скажи на милость, зачем ему все это? Яведь к нему не вернусь.

– По-моему, он просто спятил.

– Вот-вот. Поговори с ним.

– Я пробовал. Он действует по принципу «не съем, так хотьиспорчу». То есть он намерен в меру своих сил отравлять тебе жизнь. Глупо инедостойно мужчины. Он тебе звонил сегодня?

– Нет.

– И вчера вечером не звонил?

– Нет. А что?

– Я надеялся, может, встреча с Олегом все-таки привела его вчувство. Что, если нам поехать к нему вместе?

– Боюсь, это бесполезно, ты же сам сказал, что он намеренпортить мне жизнь. Но теперь у меня есть против него оружие.

– Какое?