— Добрый день, вы Щурова Вера? — деловым тоном спросила Милославская.

— Я, — заправляя за ухо упавшую на лицо прядь волос ответила рослая девица лет двадцати семи.

В одной руке она держала половую тряпку, с которой ей на ногу капала вода. Вопросительно, даже испуганно глядя на незнакомку, Щурова поджала мокрую ногу и бросила тряпку в сторону.

— Можно пройти? — смело спросила Яна, видя, что эту девчонку можно атаковать смелостью. — Мне нужно с вами поговорить.

— Проходите, пожалуйста, — гостеприимно ответила Вера, пошире открыв дверь и отойдя немного в сторону. — А что такое? Вы насчет обмена старого паспорта? Так я обменяю. У меня просто денег пока нет. Обменяю обязательно, я же участковому сказала. Присядьте вот сюда, — Щурова указала гадалке на старое кресло с потертыми подлокотниками, на котором она торопливо расправила покрывало, а сама как-то не по-хозяйски присела на соседнее.

— Да нет, Вера, — вздохнув, сказала Яна и накрыла Веркину ладонь своею, — ваш паспорт меня совершенно не интересует. Я по другому поводу.

— Да? По какому? — Щурова, казалось, испытала огромное облегчение, услышав, что ее беспокоят не по тому поводу, который ее саму очень беспокоил.

— Понимаете… — тихо и осторожно начала Милославская, решив говорить начистоту. Она сразу увидела в Щуровой человека наивного, доверчивого, искреннего и открытого и поняла, что это может сейчас сыграть ей на руку, — я следователь; веду одно дело, в котором вы мне сейчас очень можете помочь.

— Это про Ермакову? Я про вас слыхала! — Вера расплылась в улыбке, а потом вдруг перекрестилась, — Царство ей небесное, хорошая бабулька была.

— Конечно, хорошая, — обрадованно подхватила Милославская и тоже перекрестилась. — Поможете?

— Помогу, — серьезно ответила Верка и вся как-то вытянулась, по-боевому выпрямив спину. — А что надо?

— Почему ваша родственница, бывшая соседка Евдокии Петровны, дом свой продала?

Верка посмотрела на гадалку, округлив глаза.

— Она ведь его не собиралась продавать, так? — тихо спросила Яна.

— Не собиралась, — Верка замотала головой.

— А почему же?

— Ей деньги хорошие предложили. Намного больше, чем дом ее на самом деле стоит.

— Дом вообще добротный был?

— Когда-то добротный. Но в доме ведь мужик нужен, работник. Как в поговорке: «Дом невелик, да сидеть не велит!» А что она, старуха, могла-то? И крышу перекрыть надо было, и забор поправить, и полы перебрать — погнили доски некоторые… Так что не собиралась-то не собиралась, а как деньги хорошие предложили, да о возможностях своих по уходу за домом задумалась, так и согласилась…

— А других причин для продажи не было? — Милославская прищурилась.

— Каких других?

— Ну-у-у… Каких-нибудь. Кто знает… Может, еще что было? Это очень важно.

— Почему же не было? Были. Как я считаю, в огороде работать как следует она уже не могла. Посадить посадила, да только засохло все. Летом с водой плохо было, так мы ведрами таскали. А она разве много принесет?

— И все же человек редко так легко по таким причинам расстается с местом, на котором доживает последние, может быть, годы…

— Да она и не рассталась бы никогда! Просто когда ей деньги огроменные предложили, она все как следует взвесила и согласилась. Деньги ее подкупили.

— И все же, может быть, были еще какие-то причины? — напирала гадалка.

— Ну не зна-аю, — задумавшись, протянула Щурова. — Не знаю, — она подняла глаза на гадалку.

— Подумайте.

— Нет, не знаю. Мне даже и в голову не приходило, что могло быть что-то еще. Я и не спрашивала. А что, вы считаете…

— Вы письмо недавно получали?

— От кого?

— Ну от Петровны своей! — Яну начинала сердить Веркина недалекость.

— Получала, — не понимая, к чему клонит гостья, удивленно протянула Щурова.

— А в письме она ничего такого не сказала, почему дом продала, например?

— Не-а. Я ей должна двести рублей. Все не отдам никак. Она только затем и написала, чтоб напомнить, а о доме ни-ни.

— А вы письмо сохранили?

— Да где-то тут, среди газет, — Верка открыла тумбочку, стоящую рядом с креслами, и из нее с шелестом посыпались газеты, небрежно наваленные друг на друга. — Ну вот, опять! — сердито воскликнула она и стала разгребать газеты, отыскивая, очевидно, письмо. — Ага! Вот.

Щурова протянула Милославской конверт, неаккуратно вскрытый с одного краю.

— Прочту?

— Читайте, — девушка пожала плечами.

Яна тут же извлекла из него одинарный листок в клетку, исписанный крупным размашистым почерком, и жадно стала читать. Верка тем временем пихала газеты назад в тумбочку. Уже по одному ее невозмутимому виду можно было понять, что вряд ли она в чем-то слукавила насчет содержания письма и всего остального. Милославская, конечно, это поняла, но все же в изучении письма себе не стала отказывать.

Петровна без всяких свойственных эпистолярному стилю преамбул гневно напоминала своей внучатой племяннице о денежном двухсотрублевом долге, который она, соизмеряя со своей пенсией, считала «значительным», почему и требовала немедленного его возврата. В заключение Веркина родственница жаловалась на одолевающие ее болезни и на дороговизну лекарств, которые она, будто бы только из-за невозвращенных денег, купить была не в силах. О продаже дома в письме, действительно, не было ни слова.

Яна свернула листок и всунула его назад в конверт.

— Убедились? — спросила Щурова, присаживаясь опять в кресло.

— Убедилась, — ответила гадалка и перевернула конверт, внимательно вглядевшись тут же в адрес отправителя.

— Адресок возьму? — спросила она тут же Верку.

— Берите.

Милославская достала свой блокнот и перенесла в него адрес, начертанный на конверте, а внизу отчетливо приписала: Михалева Анастасия Петровна.

— Ну что ж, благодарю, — сказала после этого Яна.

— Да за что же? — Верка улыбнулась и немного покраснела.

— Вы мне немного помогли, прояснили кое-что, — гадалка встала. — Проводите?

— Провожу.

Щурова проводила гостью до ворот и, когда та уселась в дожидавшееся ее такси, по-дружески замахала ей рукой.

— Кто там? — раздался из-за двери грубоватый женский голос.

— Откройте, пожалуйста, — вежливо произнесла Милославская.

— Что вам нужно?

— Михалева Анастасия Петровна тут проживает?