– Бегите скорей, вон автобус идет, следующий будет лишьчерез два часа, торопитесь. Поговорим вечером. Я с пяти снова в лазне дежурю,там можно потрепаться. Извините, я мужа жду, а он у меня очень ревнивый, увидитвас рядом со мной и прибьет.

– Ладно, – кивнул я, – тогда до вечера,побегу к автобусу.

Но раскрашенный в желто-зеленые цвета «Икарус» уехал безменя. По пути к остановке я врезался на полном ходу в группу шумных, страшноактивных немецких туристов, в основном старушек. Маленькие, юркие, похожие другна друга, словно белые мыши, они запрудили весь тротуар, и когда я наконецсумел выбраться из суетливой толпы, то увидел уже удаляющийся автобус.

Но я решил не огорчаться. В конце концов, куда мнеторопиться? Мобильный молчит, следовательно, Николетта и Кока пока спокойноспят. Едва дамы проснутся, мигом начнут дергать Ивана Павловича за поводок.Лида Московская, скорей всего, сейчас на работе, у меня есть только ее домашнийадрес. Впрочем, можно вернуться в кафе и спросить у Кати, где она работает.

Ноги сами собой понесли меня назад. Но на пороге заведения япритормозил. Стоп, Иван Павлович, ты, по извечной московской привычке, излишнесуетишься. Автобуса нет и в ближайшее время, учитывая местные порядки, он неподойдет. Я сейчас, правда, не в Ковальске, но, сдается, в этом местечке,название которого мне трудно произнести, царят все те же привычки. И потом,Катя же предупредила меня о ревнивом муже, не стоит ее подставлять.

Я толкнул дверь и снова оказался в человеческом муравейнике.Глаза обежали зал – где же свободный столик? Выпью еще кофе, посижу спокойно,поразмышляю.

– Извините, – сказала запыхавшаяся женщина вформенной одежде, – внизу яблоку упасть негде. Не соблаговолите липодняться на второй этаж, там посвободней да и спокойней.

Я взобрался по лестнице и очутился на небольшом балконе,нависшем над залом. Выбрав столик у окна, я сделал заказ и от скуки принялсяразглядывать гомонящее внизу человеческое море. Вскоре я заметил Катю. Онасидела прямо подо мной, и я хорошо видел ее светлую макушку. Надо же, блондинкаот природы, Катя красится в темную шатенку. Обычно дамы поступают наоборот.

Она была одна. Я уже решил спуститься к ней, похоже, чтосупруг не явился на свидание. Девушка вытащила мобильный, но тут к ее столикуподошел крепко сбитый парень с телефоном в руке.

Я не мог разглядеть его лица, зато хорошо видел светло-русыепрямые волосы, широкую спину, обтянутую черной майкой, и мускулистые руки.Похоже, супруг Кати частенько посещает тренажерный зал. Рядом с маленькой, дажетщедушной женой муж выглядит настоящим красавцем. И он ее ревнует? Это комично.Скорей уж не слишком привлекательная Катя должна нацепить на свое сокровищеповодок и всегда держать его при себе. В Ковальске полным-полно свободныхженщин, только зазевайся – и уведут Аполлона. Впрочем, я знаю в Москвенесколько пар, где вполне интересный, хорошо зарабатывающий муж сидит подкаблуком у страшненькой жены-домохозяйки. Неисповедимы пути господни…

Наслаждаясь кофе, кстати, очень хорошим, я наблюдал засупругами просто так, без всякой цели, от скуки. Сначала парочка о чем-тобеседовала. Потом муж расстегнул барсетку и протянул Кате конверт. Она взялаего, открыла, пошевелила губами, слов я, естественно, разобрать не мог, ипротянула красавцу носовой платок, который тот мгновенно спрятал в карман.Затем парень встал и, не оборачиваясь, пошел к двери. У него была упругая,танцующая походка, на спине, под тонкой, плотно обтягивающей торс майкой перекатывалисьмышцы. Он напоминал молодого хищника. И еще – от него за километр неслоопасностью.

Красавец вышел на улицу и мгновенно смешался с толпой, япотерял его из виду, сколько ни всматривался в окно. Катя осталась одна. Онавытащила из сумочки конверт, приоткрыла его… Было понятно – девушка не хочет,чтобы чужие любопытные глаза увидели содержимое пакета. Но она забыла пробалкон. Я сидел наверху и, обладая стопроцентным зрением, увидел, что внутриконверта лежат доллары. Потом Катя медленно встала. Неожиданно в моей головевсе стало на свои места. Катя обманула меня. Она встречалась не с мужем. Болеетого, она знала, что Иржи невиновен. Почему я так решил?

Да очень просто. Когда Катя вошла в квартиру к Свете, она,скорей всего, нашла на полу носовой платок со следами крови. Очевидно, убийцавытер им испачканные руки и обронил его. Катя нашла улику, более того, онапоняла, кому принадлежит платок, и стала шантажировать владельца. Тот испугалсяи решил откупиться от нее.

Я вскочил на ноги. Надо немедленно остановить Катерину исрочно задать ей кучу вопросов! Но нельзя же сбежать, не заплатив за кофе!

Несколько драгоценных минут я потратил на поиски официантки.Пока она тыкала пальчиком в калькулятор, я сучил ногами, словно застоявшийсяконь. Наконец на столик лег счет. Я бросил купюру и хотел рвануть к выходу, нобыл остановлен официанткой.

– Получите сдачу.

– Спасибо, не надо.

– Нам не разрешают брать чаевые.

– Оставьте на кассе.

– За такое меня могут уволить.

Я побежал по лестнице, потом, лавируя между столиками,добрался до двери… Но тут меня-таки догнала официантка и стала отсчитыватьмонетки.

– Вот одна, две, ах… это двадцать крон, нет, десять…

Наконец я вырвался на улицу, завертел головой в разныестороны и услышал визг шин, крик, а затем вопли на разных языках, среди которыхразличались и родные слова:

– Помогите!

– Убили!

– Такая молодая!

– Рокеры, сволочи, здесь они тоже есть!

Разноплеменная толпа ринулась вправо, я со всеми. Пробежавпару метров, я уткнулся в огромный автобус с надписью «Berlin», обежал его,попал в еще более густую толпу, распихал всех вопящих бабушек и дедушек иувидел Катю.

Она лежала на спине, широко разбросав в стороны ставшиенеожиданно длинными руки и ноги. Под ее головой медленно растекаласьтемно-красная лужа. Глаза, не мигая, смотрели в голубое небо, рот открылся…Итак, Катя больше никогда ничего никому не скажет.

– Как это случилось? – спросил я у хорошенькойдевочки, стоявшей рядом.

– Ferstehe nicht[8], –ответила та.

Я огляделся вокруг. Откуда слышна русская речь? Да вот жепрямо передо мной стоит мальчуган лет десяти, азартно объясняющий старушке сутьдела:

– Ой, бабуся! Ее как подшвырнет, как трахнет! Эх, жаль,ты ничего не видишь!