— Даже рва нет, — буркнула я себе под нос. — Про фортификацию тут явно не слышали.

В этот раз шаманка никак на мои слова не отреагировала, возможно, попросту не поняв того, о чем я говорю. Но сейчас мне бы и не хотелось вступать в объяснения, потому что мы въехали в раскрытые ворота…

Мы стояли в конюшне… точней, в саульне, если говорить на привычном для меня языке, а если исходить из терминологии жителей Белого мира, то — в ашрузе. Его устройство вполне себе напоминало конюшню, которая легко всплыла в моей памяти. Но сейчас здесь находился только молодняк. Взрослые саулы и здоровый приплод были отправлены на выгон.

Молодняк, представший нам, был размещен по стойлам. Ничего толком не зная об этих животных, я затруднилась бы оценить, насколько они были больны. Один с аппетитом ел из кормушки всё то время, пока мы на него смотрели. Второй тоже вдумчиво жевал, но что именно, сказать было невозможно, потому что рот саула был пуст. Третий растянулся на полу стойла и издавал звуки, похожие на кряхтение.

— Он умирает? — с тревогой спросила я, с жалостью глядя на животное.

— Спит, — ответила шаманка.

Были еще три юных саула, двое из которых «переговаривались», вытянув друг к другу шеи из стоил. Они не кряхтели, не фыркали и не ржали. Этот звук более всего напоминал кошачье мяуканье. А последний саул был занят тем, что бился лбом в дверь стойла. Поглядев на него, я сделала вывод:

— Не в разуме.

— Поумней своих хозяев будет, — отмахнулась Ашит и развернулась к алдару. — Ты шутки со мной шутить удумал, Танияр? — грозно вопросила моя мать.

Воин, стоявший за нашими спинами с невозмутимой физиономией, изломил бровь и вопросил в ответ:

— О чем ты, вещая?

— Этот приплод здоров, — отчеканила шаманка.

— На всё воля Отца, — склонил в почтении голову Танияр. — Исцелились.

— Да было ли от чего исцеляться?! — воскликнула Ашит.

— Не было бы хвори, я бы не осмелился звать тебя, — заверил алдар, глядя на шаманку честным взором.

Ашит, сузив глаза, приблизилась к Танияру. Она демонстративно осмотрела его с ног до головы, а потом уперла кулаки в бока и произнесла едко:

— Ты — порождение Илгиза. Ты не человек, Танияр, ты, — шаманка нацелила палец в нос алдара, — хитрый ленай!

Ленай — змееподобное существо этого мира. Он являлся таким же синонимом хитрости и коварства, как в моем мире лисица. Сообразив еще с первых слов возмущенной матери, что нас обманом выманили из нашего логова, я теперь с интересом переводила взгляд с шаманки на воина, ожидая, чем он ответит. «Ленай» укоризненно покачал головой:

— Зачем обижаешь, вещая? — вопросил Танияр. — Я — сын Белого Духа и почитаю первую из его дочерей. Как бы я посмел обмануть тебя? Приплод был вял, казался хворым.

— Всё так, вещая, — важно отозвался один из ягиров, которые сопровождали алдара до дома шаманки, и ашер (конюх) кивнул, подтверждая слова господина и его воина.

— Кому врать удумали?! — возмутилась моя мать. — Я каждого из вас насквозь вижу!

— Тогда ты не можешь обвинять нас в обмане, вещая, — ответил Танияр. — Как бы ты, известная всем таганам своей мудростью и прозорливостью, не смогла увидеть коварства и поехала с нами?

Ашит открыла рот, чтобы ответить, но явно не нашлась и, сурово сведя брови, велела:

— Везите нас обратно.

— Невозможно, вещая, — ответил алдар. — Ты знаешь законы. Когда гость прибыл в поселение во время праздника, его нельзя отпустить, не накормивши. — При упоминании праздника я встрепенулась, а в следующее мгновение осознала — вот она причина безлюдья. Праздник лета! Тем временем Танияр опустился перед сердитой шаманкой на колени и, склонив голову, произнес с почтением: — Дозволь усадить вас с дочерью за наш стол. Одари милостью Зеленые земли, вещая Ашит.

Я впилась взглядом в мать. Она вновь уперла кулаки в бока и, качая головой, протянула:

— Лена-ай, ох и лена-ай ты, Танияр.

Покусывая губы, я ожидала, что она ответит, но Ашит тянула с ответом. Алдар так и стоял перед ней на коленях, не спеша поднять голову или заговорить снова. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста — молила я про себя. Мы так долго сидели в стенах ее дома, что успели, наверное, покрыться пылью. Стряхнуть ее с плеч хотелось до зубовного скрежета. Да и не всё же время мне прятаться! Когда-нибудь придется выйти к людям. Впрочем, мать и без того решила не скрывать меня под кулузом, значит, уже готова явить меня миру. Так почему бы не остаться и не познакомиться с их культурой в самый подходящий момент, когда всё будет происходить у меня на глазах?

— Хорошо, — наконец, кивнула шаманка. — Мы останемся. Но…

— Вы под моей защитой, — серьезно ответил Танияр, подняв взгляд на Ашит. — Я и мои ягиры проследим, чтобы к вам не приставали с вопросами. И никому не позволим прикоснуться к твоей дочери.

— Ведите, — велела Ашит.

Она отвернулась от коленопреклоненного воина, он поднялся и повернул голову вслед шаманке. После перевел взгляд на меня и… подмигнул! Озорно, как-то по-хулигански, разом утратив прежнюю суровость. На губах Танияра появилась открытая улыбка, осветившая и без того приятные черты, и на меня взглянул совсем иной человек. Этот человек вызвал живейший отклик и желание узнать его лучше. И в это мгновение мне открылась вся пустота обиды, которую я испытала из-за кажущегося равнодушия нашего пациента.

Разумеется, он не глядел на меня и никак не проявлял внимания! Танияру требовалось убедить Ашит в том, что дело серьезное, иначе она с места бы не сдвинулась. Он вел себя так, как должен был, чтобы шаманка отозвалась согласием и отправилась спасать «хворый» приплод саулов. Я едва сумела скрыть смешок, чтобы не стать соучастницей алдара, но теперь была полностью согласна с матерью — хитрый и предусмотрительный змей! Однако это не вызвало неприятия и подозрительности, скорей, признательность, иначе не видать бы мне праздника. А потом мне подумалось, что он обо мне не забыл, и на душе, признаться, стало как-то тепло и приятно.

Тем временем свет, на миг озаривший лицо сурового воина, вновь угас, и теперь передо мной стоял алдар ягиров, строгий и собранный. Он обогнал Ашит и первым вышел из ашруза, следом вышли мы с матерью, а за нами ягиры. Я несла наш мешок, в котором лежало то, что шаманка собрала для обряда, но когда мы вышли из ашруза, один из ягиров протянул руку, намереваясь забрать у меня добро шаманки.

— Отдай, — сказала мать. — Он отнесет мешок в дом Танияра.

Противиться я не стала и даже вздохнула с облегчением, радуясь, что теперь можно наблюдать за праздником, а не за поклажей. А потом я посмотрела на алдара. Он успел избавиться от плаща и оружия, а следом снял и свой доспех, передал всё это другому ягиру, тряхнул волосами, освобожденными от того головного убора, который надел на границе тагана, и повернулся к нам с шаманкой.