Катар встретил нас песчаной бурей, из-за которой наш самолет едва не отправили на посадку в другой аэропорт. Коричневое облако пыли угрожающе висело над городом, ничего не было видно на расстоянии нескольких метров. Изредка солнце проглядывало сквозь сумрак, но светлее не становилось. На улицу выйти, не замотавшись в платок, было сродни самоубийству: песок ослеплял и не давал дышать.

Мы ехали, будто по мертвому городу. Кругом ни души, лишь иногда навстречу выезжала машина, тускло поблескивая фарами. Небоскребы одиноко стояли посреди пустыни, со смирением принимая удары ветра и песка.

Прильнув к боковому стеклу машины, я жадно всматривалась в проплывавшие мимо строения. Все было мрачно и однообразно, ничто не радовало глаз. Современные здания возвышались вдоль дороги, совершенно не вызывая восторга, какой обычно испытываешь, когда впервые приезжаешь, например, в Абу-Даби или Дубай, напротив, казались безликими. «Наверное, песчаная буря портит впечатление», — попыталась я успокоить себя, со страхом думая, что в ближайшее время мне предстоит жить в этом негостеприимном городе.

Все еще надеясь услышать что-нибудь хорошее о Дохе, я решилась расспросить Антона об этом месте.

— Антон, а Доха большой город?

— Я бы не сказал. Он все еще продолжает строиться. Посмотри вокруг и заметишь, что большинство небоскребов еще в процессе строительства.

— Но как такое может быть? Ведь ты сам говорил, что Доха — мировая столица газа. У них же полно денег. Неужели не хватает, чтобы все достроить? Их что, тоже кризис нагнал? — удивилась я, при этом внимательно всматриваясь в здания, на которые показал Антон. Действительно, почти все небоскребы были словно законсервированы.

— Кризис коснулся всех. Кого-то в большей степени, кого-то в меньшей. Но здесь дело не в этом. Доха начала строиться значительно позже Абу-Даби или Дубая. Если бы ты оказалась там лет десять-пятнадцать назад, то увидела бы аналогичную картину. Чтобы построить город, нужно время. К тому же в Дохе все значительно сложнее, ведь они строят весь новый город на насыпных грунтах.

— Что ты имеешь в виду?

— Все эти здания, — показывая рукой на тянущиеся к небу небоскребы, пояснил Антон, — построены на искусственных островах. Это привезенная земля.

— Почему так сложно? — удивилась я, совершенно не увидев разницы между насыпной землей и протянувшейся вдоль берега природной пустыней.

— Местные грунты не устойчивы. На них нельзя строить небоскребы. Нужна твердая, как камень, почва. Так объясняют местные строители. Правда, думаю, дело заключается лишь в том, чтобы создать ажиотаж и тем самым привлечь побольше туристов.

— Не понимаю, что за глупость — тратить уйму усилий лишь ради земли, — сказала я, заметив вдоль дороги небольшие цветочные клумбы, занесенные песком. — Ну, нельзя здесь строить небоскребы, так постройте невысокие дома.

— Сейчас это строительство действительно не имеет веских оснований. Разве что для развлечения местных жителей и туристов. Но первое в истории человечества создание большого искусственного острова имело важные цели.

Я оторвалась от окна автомобиля и с любопытством посмотрела на Антона.

— Впервые рукотворный остров был построен в Японии в семнадцатом веке, — продолжил он. — Но японцев на это сподвигло не желание удивить и поразить, а политическая необходимость. Дело в том, что в то время Япония была закрытой для иностранцев страной. А контакты с другими государствами приходилось поддерживать. Вот и пришлось им для этих международных контактов возвести искусственный кусок суши.

Я с восхищением посмотрела на Антона, в очередной раз удивившись его безграничным познаниям. Меня всегда восхищало в людях то, что самой недоступно. В моей голове никогда бы не уместилось такое количество информации, которым обладал Антон.

— А вон там, вдали, — показал рукой Антон, — виднеется «Жемчужина Катара». Это тоже рукотворные острова, своего рода аналог французской Ривьеры.

— «Жемчужина Катара» — это название? — переспросила я.

— Да. Долгое время Катар жил на доходы от продажи жемчуга. Говорят, «Жемчужина Катара» заняла именно то место, где раньше ныряльщики добывали жемчуг. Там красиво. Тебе стоит посмотреть.

Машина въехала на подъездную дорожку отеля и остановилась у входных дверей. Нас встречал швейцар. На его лице была маска, защищающая от песка.

— Замотайся шарфом, — посоветовал Антон.

— Вот еще! Не хочу выглядеть чучелом, — гордо заявила я и вылезла из машины.

В ту же секунду мелкий песок залепил мне глаза и проник в нос, так что я чуть не задохнулась. Я непроизвольно остановилась и закашлялась. Песок продолжал хлестать меня по лицу. Я запаниковала, потому что не видела, куда идти. Кто-то схватил меня за руку и силой потащил за собой. Дверь хлопнула, и буря исчезла. Видимо, мы зашли в гостиницу. Точно я сказать не могла, потому что пока была не в силах открыть глаза.

— Глупая женщина, — услышала я голос Антона. — Ну почему ты всегда сопротивляешься?

Он снова взял меня за руку и подвел к женской комнате.

— Заходи в эту дверь и промой глаза, — строго произнес он. — Я тебя буду ждать в холле.

Я медленно вошла в номер, который должен был стать моим домом на неопределенное время. Конечно, я бы с большим удовольствием жила в своей квартире, хотя бы и съемной. По крайней мере, там я смогла бы создать подобие собственного дома. В гостинице это сделать невозможно. Каждый день я буду ощущать себя здесь гостем. Когда я на отдыхе, в отпуске, это состояние мне нравится. В отпуске приятно ощущать себя гостем, о котором заботятся и которому ни о чем не надо думать, кроме того, куда пойти вечером поужинать. Это ощущение неги и безмятежности приносит умиротворение и счастье. Именно то, за чем мы в отпуск и едем.

Однако долго жить в гостинице мне еще не приходилось, предстояло получить первый опыт, причем опыт вынужденный.

Номер был шикарный. Впрочем, как и все номера в гостиницах «Фор сизонс» по всему миру. Неотяжеленная французская классика не раздражала глаз. Бежевые и золотисто-охровые цвета ненавязчиво пробегали по стенам, а потолочная лепнина диктовала свое главенство.

Пройдя в спальню, я начала разбирать чемодан.

— Ты можешь отдохнуть, — сказал за спиной Антон. — У нас есть камердинер, он позднее поможет разложить вещи.

Я обернулась, надеясь увидеть в глазах Антона искреннюю заботу или внимание. Не увидев ни того ни другого, молча продолжила распаковывать одежду. Я чувствовала, что Антон не уходит, а все так же стоит у меня за спиной и наблюдает за мной. Стараясь не обращать внимания на его присутствие, я с завидным упорством продолжала заниматься своим делом.

— Ты слышала, что я сказал? — раздраженно переспросил Антон.

— Да, слышала, — избегая его взгляда, ответила я. — Но я предпочитаю все делать сама.