– Эй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела!не верьте ляхам: продадут псяюхи!

Когда же полковой писарь подал условие и гетьман приложилсвою властную руку, он снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю изпервейшего железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул врозь, далеко вразные стороны оба конца, сказав:

– Прощайте же! Как двум концам сего палаша не соединиться водно и не составить одной сабли, так и нам, товарищи, больше не видаться наэтом свете. Помяните же прощальное мое слово (при сем слове голос его вырос,подымался выше, принял неведомую силу, – и смутились все от пророческих слов):перед смертным часом своим вы вспомните меня! Думаете, купили спокойствие имир; думаете, пановать станете? Будете пановать другим панованьем: сдерут ствоей головы, гетьман, кожу, набьют ее гречаною половою, и долго будут видетьее по всем ярмаркам! Не удержите и вы, паны, голов своих! Пропадете в сырыхпогребах, замурованные в каменные стены, если вас, как баранов, не сварят всехживыми в котлах!

– А вы, хлопцы! – продолжал он, оборотившись к своим, – ктоиз вас хочет умирать своею смертью – не по запечьям и бабьим лежанкам, непьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью– всем на одной постеле, как жених с невестою? Или, может быть, хотитеворотиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинахпольских ксендзов?

– За тобою, пане полковнику! За тобою! – вскрикнули все,которые были в Тарасовом полку; и к ним перебежало немало других.

– А коли за мною, так за мною же! – сказал Тарас, надвинулглубже на голову себе шапку, грозно взглянул на всех остававшихся, оправился наконе своем и крикнул своим: – Не попрекнет же никто нас обидной речью! А ну,гайда, хлопцы, в гости к католикам!

И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табориз ста телег, и с ними много было козацких конников и пехоты, и, оборотясь,грозил взором всем остававшимся, и гневен был взор его. Никто не посмелостановить их. В виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивалсяТарас и все грозил.

Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчалидолго, как будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас:так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломногопоступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со многимииз первейших сановников.

А что же Тарас? А Тарас гулял по всей Польше с своим полком,выжег восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова.Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки;распечатали и поразливали по земле козаки вековые меды и вина, сохранносберегавшиеся в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна, одежды иутвари, находимые в кладовых. «Ничего не жалейте!» – повторял только Тарас. Неуважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самыхалтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не однибелоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемыежалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая травапоникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимаякопьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя. «Это вам, вражьи ляхи,поминки по Остапе!» – приговаривал только Тарас. И такие поминки по Остапеотправлял он в каждом селении, пока польское правительство не увидело, чтопоступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойничество, и тому жесамому Потоцкому поручено было с пятью полками поймать непременно Тараса.

Шесть дней уходили козаки проселочными дорогами от всехпреследований; едва выносили кони необыкновенное бегство и спасали козаков. НоПотоцкий на сей раз был достоин возложенного поручения; неутомимо преследовалон их и настиг на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленнуюразвалившуюся крепость.

Над самой кручей у Днестра-реки виднелась она своимоборванным валом и своими развалившимися останками стен. Щебнем и разбитымкирпичом усеяна была верхушка утеса, готовая всякую минуту сорваться и слететьвниз. Тут-то, с двух сторон, прилеглых к полю, обступил его коронный гетьманПотоцкий. Четыре дни бились и боролись козаки, отбиваясь кирпичами и каменьями.Но истощились запасы и силы, и решился Тарас пробиться сквозь ряды. И пробилисьбыло уже козаки, и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые кони, каквдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: «Стой! выпала люлька стабаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» И нагнулся старыйатаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу наморях, и на суше, и в походах, и дома. А тем временем набежала вдруг ватага исхватила его под могучие плечи. Двинулся было он всеми членами, но уже непосыпались на землю, как бывало прежде, схватившие его гайдуки. «Эх, старость,старость!» – сказал он, и заплакал дебелый старый козак. Но не старость былавиною: сила одолела силу. Мало не тридцать человек повисло у него по рукам и поногам. «Попалась ворона! – кричали ляхи. – Теперь нужно только придумать, какуюбы ему, собаке, лучшую честь воздать». И присудили, с гетьманского разрешенья,сжечь его живого в виду всех. Тут же стояло нагое дерево, вершину которогоразбило громом. Притянули его железными цепями к древесному стволу, гвоздемприбили ему руки и, приподняв его повыше, чтобы отовсюду был виден козак,принялись тут же раскладывать под деревом костер. Но не на костер глядел Тарас,не об огне он думал, которым собирались жечь его; глядел он, сердечный, в тусторону, где отстреливались козаки: ему с высоты все было видно как на ладони.

– Занимайте, хлопцы, занимайте скорее, – кричал он, – горку,что за лесом: туда не подступят они!

Но ветер не донес его слов.

– Вот, пропадут, пропадут ни за что! – говорил он отчаянно ивзглянул вниз, где сверкал Днестр. Радость блеснула в очах его. Он увиделвыдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и зычнозакричал:

– К берегу! к берегу, хлопцы! Спускайтесь подгорнойдорожкой, что налево. У берега стоят челны, все забирайте, чтобы не былопогони!

На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова былиуслышаны козаками. Но за такой совет достался ему тут же удар обухом по голове,который переворотил все в глазах его.

Пустились козаки во всю прыть подгорной дорожкой; а уж погоняза плечами. Видят: путается и загибается дорожка и много дает в сторонуизвивов. «А, товарищи! не куды пошло!» – сказали все, остановились на миг,подняли свои нагайки, свистнули – и татарские их кони, отделившись от земли,распластавшись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултыхнулипрямо в Днестр. Двое только не достали до реки, грянулись с вышины об каменья,пропали там навеки с конями, даже не успевши издать крика. А козаки уже плыли сконями в реке и отвязывали челны. Остановились ляхи над пропастью, дивясьнеслыханному козацкому делу и думая: прыгать ли им или нет? Один молодойполковник, живая, горячая кровь, родной брат прекрасной полячки, обворожившейбедного Андрия, не подумал долго и бросился со всех сил с конем за козаками: перевернулсятри раза в воздухе с конем своим и прямо грянулся на острые утесы. В кускиизорвали его острые камни, пропавшего среди пропасти, и мозг его, смешавшись скровью, обрызгал росшие по неровным стенам провала кусты.