готовый к любому её поступку. Но то, что он услышал, оказалось слишком неожиданным не только для него, но и для врача, наблюдавшего за ними через открытые Кассией двери.

— Но я знаю об этом. Зачем ты напомнил мне? Это очень жестоко, мне больно. Мой бедный мальчик, он так сильно болел и умер таким маленьким…

— Болел? — Постумий не находил слов от изумления.

— Да-да. Ты всё забыл? Эх ты! — Ливия с упрёком посмотрела на мужа и отошла от него. Она постояла, склонив голову, потом повернулась и молча пошла к выходу. У дверей она остановилась и, махнув рукой, проговорила: — Иди, иди домой! Я хочу подумать.

И вышла из дверей, не заметив ни старого врача, ни его слуг. Эвризацес отправил следить за ней одну из помощниц, а сам пошёл к Постумию. Тот стоял, склонив голову и отрешённо глядя себе под ноги. Старик тронул его за плечо. Постумий повернулся к нему:

— Ты слышал? — Врач кивнул. — Что с ней?

— Она переделала своё прошлое и настоящее и теперь живёт в нём. Можно спросить?

Постумий кивнул.

— Она… любила сына?

— Да, конечно, разве можно не любить своего ребёнка?

Эвризацес пожал плечами:

— В жизни всякое бывает.

Постумий неудобно сел на край стула и задумался.

— Незадолго до болезни она обмолвилась, что боится его. Я, конечно, не придал этому значения, даже посмеялся.

— Сколько лет тогда было Маркусу?

— Около восемнадцати.

— Позвольте ещё спросить, это важно, — Постумий опять кивнул. — Маркус ладил с сестрой?

— Нет, он не любил её.

— А не мог он нанести ей вред?

— Вред? Я теперь на всю свою жизнь смотрю другимим глазами. Помнится, Ливия запрещала оставлять Кассию одну или наедине с Маркусом. Тогда я думал, что она слишком уж трясётся над ней. Значит, было что-то такое, что заставляло её остерегаться сына! И она ничего не говорила мне. Какой ужасной в таком случае была её жизнь! Потому, видимо, её разум не удержался в равновесии.

— Да, скорее всего так. Помните, когда вы приехали, я сообщил, что позавчера ей стало легче, и она даже смеялась? Впервые за эти годы, — Эвризацес глянул на хозяина и, видя его интерес, продолжил: — Именно в тот день погиб Маркус. Я уверен, она это почувствовала, но для неё легче думать, что он умер в младенчестве. Потому она вернулась в далёкое прошлое и принимает его за настоящее. А Кассия в её мире ещё малышка, ничуть не похожая на ту девушку, какой она увидела её сегодня.

— Что же нам делать? — спросил Постумий Сатрий.

— Жить, — улыбнулся Эвризацес. — Пусть всё идёт своим чередом. Успокойтесь тем, что вашей жене теперь хорошо, и её не мучают демоны безумия. Я буду извещать вас о её состоянии, как и прежде.

— Узнайте, как она сейчас, я подожду на крыльце.

Он дождался Эвризацеса, сообщившего, что Ливия легла спать, и занял своё место в карпенте. Слегка успокоившаяся Кассия прижалась к нему, уткнувшись заплаканым лицом в плечо. Постумий обнял её, и они молча вернулись домой.

Гай Альбуций Цельс-младший заканчивал послание управляющему своей восточной латифундией75, когда в его кабинет бесцеремонно вошёл отец. Это не понравилось Гаю, потому он только кивнул главе семьи и продолжил своё занятие. Такая реакция сына возмутила Цельса-старшего:

— Мог бы и встать при моём появлении, — обиженно пробурчал он. Гай сделал вид, что удивлён:

— Это так необходимо?

— Я всё-таки патерфамилиас этого дома, — повышая голос, напыщенно проговорил Цельс-старший. — и привык к уважению.

— Я тоже. Привык к уважению, — твёрдо проговорил сын и, поставив точку в конце папируса, встал.

— Не понял!?

— Не нужно конфронтации, отец. Я прекрасно знаю, как ты любишь ощущать свою власть над нами. Но хочу, чтобы ты сразу понял: я — взрослый человек, видевший в этой жизни так много, что мой опыт может сравниться только с опытом древнего мудреца. Я давно уже не мальчишка, а муж, достойный того, чтобы со мной считались не только те, кто находится ниже меня на ступеньках жизни, но и те, кто стоит выше. Думаю, именно ты, мой отец, обязан подавать другим пример в этом.

Не ожидавший такого поворота, Луций Альбуций, смотрел на гордого сына не мигая. Его вид слегка позабавил Гая и он улыбнулся. Наконец, отец нашёл нужные слова.

— За что такой выговор?

— Видишь ли, — голос сына смягчился, он понял, что отец на время отбросил замашки патефамилиаса и стремится ко взаимопониманию. — Присаживайся, папа.

Старший Цельс, не терявший апломба ни в какой ситуации, опустился на скамью и с ожиданием посмотрел на сына.

— Я провёл в походах почти десять лет и дослужился до командующего легионом. Мне подчинялись почти семь тысяч воинов, среди них множество отважных командиров. Все они видели во мне отца и покровителя. Поверь, это более ответственный груз, чем руководство семьёй. Я умею ценить себя сам, умею заставить врагов считаться со мной, а друзей — почитать меня. И потому, вернувшись домой, хочу встретить не только любовь родных, но и их уважение. Я сразу хотел поговорить с тобой об этом, но не находил повода. Ты сам мне его дал, бесцеремонно ворвавшись в мой таблинум.

— Д-да! Получил я… хорошо получил! И от кого? От сына, которого породил и жизнь которого всё ещё зависит от меня.

— Это устаревшая формальная традиция, считать, что глава семьи имеет власть над всеми её членами. Ты, конечно, можешь так думать, но я полагаю, на самом деле ты не причинишь вреда никому из нас. Ты ведь любишь нас.

И Гай улыбнулся отцу так радушно, что тот, поборов врождённое тщеславие, смягчился, подобрал недовольно оттопыренную губу и ехидно проговорил:

— А пока ты не женишься, и не станешь жить самостоятельно всё равно будешь зависеть от меня!

И, прищурившись, стал ждать реакции сына. Тот обхватил левой рукой нижнюю часть лица, прикрывая широко улыбающийся рот, но, вскоре не выдержал, и весело засмеялся. Недолго боровшийся с собой отец присоединился к нему.

— Женюсь, женюсь! Скоро женюсь!

— На ком? — Оторопел Луций Цельс. — Только приехал и уже нашёл невесту?

— Нашёл, — успокаивая смех, ответил Луций-младший.

— Кто она?

— Не скажу. Боюсь сглазить.

— А глава её семьи согласен?

— Не знаю, я ещё не обращался к нему.

— Вот оригинально! А с чего ты взял, что он согласится, и ты женишься?

— Тут другая проблема, — Луций присел рядом с отцом. — Главное, согласится ли она…

— А-а! — Вскричал Цельс-старший и хлопнул тяжёлой ладонью по толстой коленке. — Я всё понял! И ты туда же! И тебе Кассия Сатрия вскружила голову! С ума