Нет, знал бы Гаврилов, кто тот доброхот, снабжавшийпотенциальных квартиросъемщиков «нужной информацией», собственноручно язычоквыдрал бы!

Мейсон вдруг сильно рванулся. Гаврилов по инерции пробежалза ним несколько шагов и только потом сообразил, что Мейсон тащит его ксобственной жене (в смысле – Гаврилова: Мейсон-то жены не имел, потому что былв свое время кастрирован, бедолага), которая бежит-катится по тротуару, будтоколобок, размахивая руками и крича:

– Ваня! Ваня, она пришла!

– Кто? – растерялся Гаврилов, вглядываясь в высокую женскуюфигуру, которая в этот миг выступила из сумерек и остановилась за спиной жены.

– Она! Та… – Жена чуть оглянулась и с особенным пиететомотрекомендовала: – Та дама, с которой ты договорился квартиру посмотреть.

О господи! У Гаврилова даже ладони вспотели, и он принялсясуетливо стаскивать перчатки, как бы намереваясь на радостях поручкаться сдолгожданной клиенткой.

Дама, впрочем, такого желания не выразила и по-прежнемудержала руки в карманах короткой дубленки, отороченной ламой. Лицо ее пряталосьпод капюшоном, и сколько Гаврилов ни вглядывался, видел только твердый,решительный подбородок. Голос у дамы оказался тоже решительный, властный,правда, чуть хрипловатый. Возможно, от курения: от нее пахло духами и хорошимтабаком.

Гаврилов по жизни терпеть не мог курящих женщин, был в этомсмысле ужасным пуританином и даже разговаривал с «ходячими табакерками»подчеркнуто грубо, однако на сей раз решил поступиться принципами и бытьтерпимее к человеческим слабостям. В конце концов, почему бы денежной даме непокурить хороших, дорогих сигарет? В квартире он ей дымить запретит, конечно…но не сразу, а как только получит задаток!

– Ваня… – фальшиво промурлыкала жена, и Гаврилов очнулся отмечтаний о том, как он распорядится этим самым задатком.

– Ну что, пошли поглядим квартирку, коли есть охота, –промолвил с небрежным пожатием плеч. Совсем ни к чему, чтобы эта долговязаяпоняла, до какого зарезу она нужна Гаврилову! Надо знать себе цену, он всегдаговорил! Довольно и того, что эта круглая дура, на которой он женилсяпятнадцать лет назад, бегает тут на задних лапках! – Я вас, правда, к тремждал, ну что ж, опоздали, так опоздали…

– К трем? – удивилась дама. – Вряд ли мы с вамидоговаривались. Я только что позвонила, буквально четверть часа назад. Правда?– Она полуоглянулась, и Гаврилов только сейчас разглядел стоявшую за ее спинойнеприметную и молчаливую фигуру в сером китайском «козлике» и вязаной шапочке.Фигура кивнула, подтверждая. – И оказалось, что мы находимся поблизости отвашего дома. Решили взглянуть на квартиру сразу. Но ваша супруга сказала, чтоключ у вас – вот мы все и отправились на поиски.

Гаврилов внимательно слушал. Мейсон – тоже: совершенно какхозяин, склонив на бок кудлатую голову и подергивая правым ухом. Правда, втемноте было не разглядеть, шевелит ли ухом и Гаврилов.

– Хотя да, – задумчиво согласился он. – Точно, звонили невы. У той голосочек был такой звонкий, молоденький, как у синички, а у вас…

Он поймал исполненный ужаса взгляд жены и осекся, поняв, чтослегка переборщил с чувством собственного достоинства.

– А у меня старческий, хриплый, как у вороны, – закончиладама и расхохоталась без всякой обиды. – Да уж какой есть! Но, может быть, мыуже пойдем, а?

Гаврилов, от замешательства не чуя под собой ног, побрел поасфальтовой дорожке.

– Ну, я тогда домой пойду, – постукивая зубами, сказалажена, и Гаврилов только сейчас заметил, что дура-баба впопыхах выскочила всапогах на босу ногу и без шапки. – Ваня, ты там смотри хорошенько…

– Ладно уж, как-нибудь не глупее тебя, – буркнул он, ускоряяшаг и едва удерживаясь, чтобы не побежать на полусогнутых перед дамой, котораянеторопливо шествовала следом, все так же держа руки в карманах и пряча лицо втени капюшона. Подружка в сером «козлике» тащилась позади, и Гаврилову привзгляде на нее почему-то стало легче. Эта уж точно не из победительниц жизни,так что он не одинок.

Мейсон, сообразив, что его лапе вновь суждено ступить наненавистную территорию, рвался с поводка, скулил. Гаврилов еле справлялся сэтим придурком, исподтишка поглядывая на знакомые окна. Новое стекло как-тоособенно поблескивало в бледном вечернем полусвете. Гаврилов испытал что-топохожее на гордость. Ужасно захотелось обратить на стекло внимание надменнойдамы: вот, мол, стеклышко свежевставленное, чистенькое, мы не как иные-прочие,изолентой крест-накрест не заклеиваем! Но это было глупо: пришлось быобъяснять, почему да отчего вставляли… Она еще успеет узнать все, когдапоселится! Если еще поселится, конечно.

Гаврилов тяжело вздохнул, дергая к себе Мейсона, которыйсделал отчаянную попытку удрать.

Дурак беспородный, сбесился, что ли?!

Вошли в подъезд – и Мейсон вдруг завыл.

– Что это с ним? – изволила спросить дама. – К покойнику,что ли?

Гаврилов споткнулся. Господи, да неужели она уже знает?! Нооткуда? Кто успел разболтать? Когда?! Или это у нее юмор такой? У денежныхдамочек бывает юмор – закачаешься!

Гаврилов нервно тыкал ключами в замок. Не надо заставлятьгостей ждать! А то вдруг повернутся и уйдут. Скажем, не понравится, что вподъезде кошками воняет. Или, не дай бог, откроется дверь напротив, вылезетраскосмаченная соседка и начнет выдавать информацию.

Чертова сила! Да что же это с ключом?! Почему не открываетсязамок?

И вдруг Гаврилов осознал, что замок не открывается потому,что он уже открыт.

Он даже отпрянул. Неужели три недели назад, когда приходилпроверять квартиру, до такой степени погрузился в мысли о своей неудачливости,что с расстройства не запер дверей?

Господи… Господи!

– Какие-то проблемы? – проявила нетерпение дама. – Замокзаедает? Дайте я попробую.

– Ничего, уже все в порядке, – залепетал Гаврилов, толкнувдверь. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтоб они догадались. Надо во что бы тони стало заманить их в квартиру. Им там понравится, не может не понравиться!

Вошли в прихожую. Гаврилов включил свет, сделал широкий жест– проходите, мол, – но сукин кот Мейсон вился в ногах, шагу не давал шагнуть ивыл как резаный.

– Да пошел ты! – взвизгнул Гаврилов и уже ногу занес, чтобыхорошенько пнуть урода, однако тот вырвался и помчался в комнату, откуда донессяновый приступ воя.