В деревне король тут же послал за плотником. Тот явился снесколькими помощниками, и, следуя указаниям Алесана, они довольно быстросоорудили небольшой домик. Герман только наблюдал, ни во что не вмешиваясь,однако удивлялся, насколько все-таки схоже работает охотничья мысль у разныхнародов, на разных континентах! Однажды ему пришлось почитать, как ловят тигровв Уссурийской тайге. Вряд ли когда-нибудь имел место обмен опытом междурусскими тигроловами и королем лесных туарегов, но Алесан собирался проделатьто же самое, о чем некогда читал Герман.

Незадолго до заката, вооружившись двумя тяжелыми штуцерами,Алесан и Герман заняли позицию в домике-западне. Играть роль живой приманкиздесь было куда приятнее, чем прятаться на помосте: можно курить, с хрустомрастянуться на соломе – вообще, чем больше афишируешь свое присутствие, темлучше для дела.

Ни Алесан, ни Герман, впрочем, не курили. Зато ониразговаривали.

– Вчера у меня была Саринана, – сказал Алесан, сквозь жердиследя, как сгущаются тени вокруг. Светлячки уже начали свое перемигивание наопушке леса, однако их голубоватые, поющие огоньки никак не напоминаликороткого, режущего проблеска тигриных глаз, – насчет тебя.

Герман молча кивнул. Он ожидал чего-то в этом роде с техпор, как Саринана встретилась на узкой дорожке с Габу-Габу и в ультимативнойформе сообщила той, что белый дукун должен принадлежать ей одной и только ей.После этого в столице не утихали возмущенные пересуды. Что за бред! Мужчины –собственность всех женщин! Кроме короля, разумеется. Не зря же один из титуловВеликого Быка – Сам Выбирающий. Конечно, белому дукуну далеко до короля, однакоони побратимы, а значит, почетный титул распространяется и на него. И воттеперь Саринана требует, чтобы Габу-Габу, и Найна, и Сция, и Лина-Лин, и ещедесять или двенадцать женщин, которые считали себя признанными наложницамибелого дукуна, оставили его в покое, как если бы он был самым обыкновеннымохотником, лишившимся своей мужественности! Конечно, если белый дукун скажет,что сам хочет оставить себе Саринану и готов признать ее третьего сына своим,назначить его старшим…

– Что, она опять хотела, чтобы я признал ее третьего сынасвоим и назначил его старшим? – уныло спросил Герман.

– Именно так, – промычал Алесан, с трудом сдерживая смех.

Они уже не раз вели подобные разговоры. Но когда женщина заночь зовет к себе четырех или пятерых мужчин (тутошние дамы отличалисьпросто-таки невероятной нимфоманией!), довольно трудно угадать, кто отецребенка. По идее, дети Германа должны были отличаться более светлой кожей,однако, исподтишка приглядываясь к своим предполагаемым потомкам, он не находилникакого отличия между ними и другими детьми. Даже характерные негроидные чертыничуть не менялись. Конечно, конечно, женщины лесных туарегов генетически многосильнее мужчин (поэтому все дети больше похожи на матерей, чем на отцов), ночтоб вообще никакого сходства…

Всему этому могла быть еще одна причина. Сначала Герман изовсех сил гнал от себя эти мысли, но с течением времени они одолевали его все чаще.Быть может, он бесплоден, вот в чем штука! Поэтому все здешние дамы во главе сСаринаной пытаются навязать ему чужих детей…

Герман смотрел, как медленно, словно бы с опаской,вспыхивают в небе первые звезды, и думал, что все на свете когда-нибудь кончается.И хорошее, и плохое – только хорошее еще быстрее подходит к концу. Хотя семьлет – это не так уж и мало. Он был поистине счастлив все эти годы и если так ине смог научиться всему, о чем мечтал, все-таки узнал достаточно много. Илинедостаточно? Пожалуй, так, но на большее нельзя рассчитывать, не став здесьсвоим полностью: то есть не признав детей. Сначала-то был готов на это –особенно в первый год. Та же сила, которая когда-то погнала его в болдинскуюбольничку из хирургического отделения областной нижегородской, куда он попалсразу после института, та же сила, что оторвала от семьи и почти рассорила ссестрой, теперь побуждала окончательно разрушить старые связи и раствориться вновой жизни, сулившей столько открытий и уникальных знаний. Он даже всерьезразмышлял, стоит ли вообще прощаться с сестрой перед отъездом!

– Одумайся, – жалобно сказала мама, – Герочка, образумься,ведь это ни на что не похоже!

Отец мрачно кивнул, исподтишка оглядывая сына. Герман, каквсегда, совершенно точно мог сказать, о чем думает тот. Мать и Лада (снекоторых пор) оставались для него совершенно закрытыми. Может быть, оттого,что они женщины? Ну вот… сейчас Герман совершенно точно знал, что отец егоодобряет. Что он даже гордится сыном, который взял и отказался от престижнойработы в двухстах метрах от родительского дома, уехав за двести кэмэ от него, идаже не позволил отцу поговорить с главврачом. Так что если кто-то и увязалотчество и фамилию Германа с именем и фамилией знаменитого нижегородскогохирурга, теперь директора областного департамента здравоохранения, то сделаноэто было без участия угрюмого и молчаливого «молодого специалиста».

И еще отец сейчас завидовал ему – это Герман тоже ощущал.Завидовал свободе принятия решений, свободе сорваться с насиженного места и всеначать сначала… И при этом жалел, жалел – эта жалость колола Германа, будтоиголки! – потому что знал: отвязаться от самого себя невозможно, хоть сбеги тыв Африку, хоть в тот же пояс астероидов, хоть вовсе провались в черную дыруВселенной.

И он был прав, конечно. От себя Герман так и не отвязался.

Странно, почему именно сегодня к нему так липнутвоспоминания – особенно детские? Вчерашний день встревожил? Ну что за беда – недозвонился в Москву! В первый раз, что ли? Вообще-то это уже стало традицией:каждое воскресенье в девять вечера по московскому говорить с сестрой иплемянницей. Иногда трубку брал Кирилл, тогда Герман просто здоровался –вежливо, но сухо, и просил позвать Ладу или Дашеньку.

Однако на сей раз трубку никто не взял, даже сторож НикитаСеменович, даже повариха. Учитывая, что кто-нибудь всегда оставался дома, прилюбых обстоятельствах, объяснить молчание можно было только неполадками налинии. Герман перезвонил родителям в Нижний – и там молчал телефон! Набралсоседку. Звук был плохой, однако Герман смог понять, что родители уехали накакие-то похороны или поминки в деревню, но с ними все в порядке. И в Москве,насколько ей известно, – тоже. А как там Герочка, среди диких-то зверей?..

– В Африке акулы? – хохотнул Герман. – В Африке гориллы? ВАфрике большие, злые крокодил-лы? Нет, тетя Тоня, здесь тишь да гладь.

Невдалеке падало в джунгли солнце, в болоте кричалигиппопотамы, два белых попугая бестолково носились мимо окон…

Соседка со всхлипом втянула воздух:

– Вот и хорошо. Ну, я пошла лекарство принимать. Счастливо,тебе, Герочка, ты уж небось на миллион наговорил!