– И все-таки я одного не понял…

«Одного? – едва не расхохотался Герман. – В этом-то моребессвязной, фрейдистской, психоаналитической чепухи не понять только одного?!Интересно, чего же именно?»

– Ну? – пошевелил он локтем.

– Почему ты все-таки так ненавидел Кирилла?

И опять Алесан угодил в точку. Задал тот самый вопрос,который всегда стоял перед Германом! Но все же он попытался ответить – нестолько другу, сколько себе самому:

– Да очень просто. Дело здесь даже не в Ладушке. Простовсегда, с первого мгновения нашей встречи, я знал, что он тоже ненавидит меня.И все, что он делал, он делал не из любви к ней, а из ненависти ко мне!

Он еще успел расслышать удивленное восклицание Алесана, итотчас спокойная тьма за пределами охотничьего домика вдруг вспыхнула двумябелыми огнями и с рычанием набросилась на него.

Когти пронзили сапог, и Герман не сдержал крика.

Одним ударом проломив перекладину, тигр просунул лапу вдомик и запросто выдернул бы Германа наружу, если бы три другие жерди неоказались более прочными.

Герман как безумный шарил по полу, пытаясь найти штуцер. Дагде он?! Только что рядом был!

Что-то вцепилось ему в плечи сзади, рвануло, повалило.

Как, и там тигр?!

До Германа не сразу дошло: это Алесан опрокидывает егоназемь, чтобы удобнее было стрелять.

Ну уж нет! Тигр напал с его стороны – значит, это его тигр!

В этот миг правая рука наткнулась на штуцер, стиснула.

Герман выстрелил сразу из обоих стволов полулежа, и отдачабыла так сильна, что его буквально придавило к полу. Все же он увидел, кактемный ком отлетел от решетки. И тотчас над головой дважды оглушительнополыхнуло: Алесан, конечно же, не мог остаться не у дел!

Мгновение царила непроглядная тьма, а потом…

За свою жизнь Герман не раз приходил к выводу, что лунапросто поразительно коварна и любопытна. Вот и теперь: позволила тигруподкрасться вплотную к охотникам (которых он уже считал своей законнойдобычей), а потом выкатилась на небеса, чтобы полюбоваться, кто кого.

Но уж сомнений быть не могло! Эффект от разрывной пуличудовищный, а уж от четырех-то… Потом, при свете дня, Герман нашел множестворазбросанных клочков тигриной шкуры.

А тогда он просто сидел в клетке, предоставив болеепроворному Алесану выскочить наружу и единолично принимать почести отвосхищенных подданных, которые со всех ног мчались с факелами от деревни,призывая благословения всех богов на голову Великого Быка, Слона Могучего… ипрочая, и прочая, и прочая. Герман сидел, потирая ноющее плечо и боясьпоглядеть на ногу, и как-то очень медленно и длинно думал, что, похоже, поравозвращаться домой: он сделал здесь все, что мог. Вот даже тигра-людоедапристрелил. Да, все-таки первый выстрел был его, что бы там ни думал о себеСулайя XV!

А еще Герман думал, как странно все-таки, что тигр бросилсяна него именно в тот миг, когда он впервые обозначил словами биотоки, которыевсегда исходили от Кирилла. Словно бы та необъяснимая ненависть вдруг обрелавещественное воплощение – и вырвалась из тьмы!

* * *

Мейсон тащил Гаврилова в скверик. Он каким-то непостижимымсобачьим чутьем знал, что победил-таки хозяина: тот больше не водил Мейсона наненавистный пустырь, наполненный угрожающими, а что еще хуже – высокомернымизапахами.

Гаврилов угрюмо брел за оживленным псом. На заводе опять(третий раз подряд!) задержали зарплату. Жена принесла свои семьсот тридцать изаплакала:

– Видела сегодня рекламу: в Египет, мол, поезжайте, пирамидысмотреть. А мне в магазин зайти страшно, там каждый день новые цены! Двести заквартиру отдаем, за свет да плюс не меньше сотни за телефон, сотня за Светкинанглийский – ну и на что жить? Втроем-то!.. Чего сидишь сиднем, ищи другуюработу. Вон, в магазине опять грузчик нужен – попросись, может, возьмут!

– Да ведь у меня на заводе сутки через трое, – заикнулсяГаврилов. – Разве возьмут в магазине не на полную ставку? Надо же кого-то наоставшиеся дни искать, а кто захочет?

– Сутки через трое! – уже взрыдала жена. – Плюнь ты на этотзавод, в конце концов! Тоже мне профессия – стрелок военизированной охраны! Утебя и пистолет незаряженный отродясь!

– Тебе откуда знать? – смертельно обиделся Гаврилов. – Ичто, грузчик в гастрономе – хорошая профессия, да? Престижная?

– Престиж нынче денег стоит. Где зарплату вовремя выдают,там и престиж, – огрызнулась жена. И совершенно другим, безнадежно-усталымголосом спросила: – Ну что, звонил кто-нибудь насчет квартиры?

– А то, – вяло откликнулся Гаврилов. – Трое звонили. Одна женщинадаже собиралась прийти в три-четыре.

– Ну и?.. – Ну и не пришла, конечно.

Вот именно – конечно…

После той злосчастной истории квартиру словно заколдовали.Люди интересовались, звонили, назначали встречу, однако дальше этого дело нешло. Ей-богу, можно было подумать, будто всех их на подходе к домуперехватывает какая-то злая сила и дает от ворот поворот.

Гаврилов иногда всерьез думал, не выставили ли соседидобровольные пикеты вокруг дома, и чуть только кто-то начинает интересоватьсяквартиркой номер восемьдесят, ему сразу выкладывают жуткий рассказец о том, какнеделю назад здесь, в этой самой квартире, был найден застреленный мужчина, апод ним – недострелянная женщина, которая вроде бы даже и не совсем женщина, а…

Гаврилов и сам не знал, откуда пошли эти слухи про не совсемженщину, однако его ушей они тоже достигли. Видимо, кто-то где-то ляпнул вмилиции или в больнице, там вовремя оказались чьи-то знакомые – ну и, какобычно бывает, теперь все всё знали. Иногда Гаврилову казалось, что если быдело было только в убийстве, разговоры утихли бы скорее. Подумаешь, ну чтотакое в наше время убийство?! Сообщениями о них наша жизнь полна с утра довечера, от первых, самых ранних новостей и до последнего фильма «послеполуночи». Нет, было что-то особенное, невыносимо позорное в том, что эта,недобитая, была вдобавок недоделанной женщиной! Несколько раз Гаврилов ловилсоседские взгляды, полные не насмешки, не любопытства, даже не злорадства (осочувствии, конечно, и говорить нечего!), а нескрываемой брезгливости. Какбудто он сам был в чем-то виноват! Как будто он сосватал этому, как его,Рогачеву, тетьку-дядьку!..