— Далеко едете?

— В Москву, — снимая куртку ответил Ярослав. В купе сразузапахло уличной сыростью.

— А… — похоже, цель поездки вызвала какие-то своиассоциации. — Оттуда?

— Отсюда, — Слава задумчиво похлопал по комковатому грязномуматрасу. Из-под свалявшегося клетчатого одеяла выскочил таракан, стремительноуносясь вверх по стене. Ярослав отвернулся.

Удовольствия поездки начинались.

— Бабушка едет до Саксаула, — сказал мужчина. Помедлил идобавил: — Там ее встретят.

— Прекрасно, — Слава подтянулся, запрыгивая на полку.Осмотрел лампочку ночника, кивнул, сползая обратно. — Пойдем покурим, брат?

Ярослав молча вышел следом. Отойдя на пару шагов по коридоруСлава тихо выругался.

— Так и знал… проходное купе.

— Поздно брали билеты.

— Теперь всю дорогу будут прыгать бабки и щеглы с наркотой…— Слава пнул дверь, протискиваясь в тамбур. — Может заплатим проводнику, чтобыпосле Саксаула не подсаживал?

Ярослав пожал плечами. Как ни странно, злость Визитерагасила его собственное раздражение.

— Слушай, какое это имеет значение по сравнению с цельюнашей поездки?

— А что значил твой развод по сравнению с мировойреволюцией? — Слава протянул ему сигарету. — Ладно, ты прав… Потерпим.

В тамбур вошли еще двое мужчин, о чем-то оживленно спорящих.Ярослав поймал быстрые, любопытствующие взгляды в их сторону. Близнецы —явление, что ни говори, редкое…

— Хороший сюжет, — вполголоса сказал Слава.

Ярослав удивленно поднял глаза.

— Цивилизация, где близнецы — норма. Как отразилась бы напсихологии людей, на общественном устройстве такая маленькая биологическаядеталь?

— Никак. Близнецы обычно стараются не походить друг надруга.

— Не скажи. Это влияние общества, под которое они адаптируются.А если одиночки — исключение? Если президентами всегда избирают двоих. Еслисемьи состоят из двух идентичных пар мужчин и женщин? Если смерть одногоблизнеца вызывает такой шок, что второй просто не может жить?

Слава затянулся сигаретой, продолжил:

— А главный герой — одиночка. От рождения или в результатенесчастного случая.

Ярослав помедлил секунду.

— Интересно. Но я не продал бы такой роман.

— Мечи и бластеры, конечно, более интересны и важны дляобщества, — кивнул Слава. — Человеческая разобщенность — это для яйцеголовыхидиотов.

— Ты не прав. Это и мне куда менее интересно.

— Само-собой. Ты продукт среды. Ты адаптируешься. Гасишьсвои комплексы и обиды. Зарубить пару обидчиков в средневековом замке кудавеселее, чем думать по-настоящему.

— Можно подумать, что ты — иной.

— Иной. Я несовершенен, но все, что можешь ты, во мнеразвито по максимуму. Ты не понимаешь живых людей. Хватаешь одну-две детали, идальше лепишь свои отражения. Я — мог бы говорить о настоящих людях. Тыраздуваешь любую жизненную проблему во вселенский конфликт. Я — мог бы говоритьо мире во всем его многообразии.

— Спасибо за комплимент.

— Это только начало, — Слава усмехнулся, открыл дверьтамбура, запустил окурок в щель между вагонами. — Идем, сейчас поезд тронется.

Ярослав помедлил, прежде чем двинуться следом. Было ощущениеплевка в лицо — пусть даже ни одно слово Визитера не было для него неожиданным.«Мысль изреченная есть ложь…» Куда там. Мысль изреченная — есть пощечина.

— Не комплексуй, — бросил через плечо Слава. — Если мыпобедим, то напишем такое…

— Ты напишешь.

— Да нет же, вместе. Я могу лишь то, что можешь ты. Так что— подтянешься.

Старушка уже обустраивалась в купе. Столик заполнилиполиэтиленовые пакеты с баурсаками, мясом, куртом, казы и неизменными в дорогевареными яйцами — очевидно, это был самый яркий пример пересечения культур.

— Я выгреб весь твой холодильник, — сказал Слава. — Но тамоказалось немного продуктов.

Он сдернул сумку с полки, расстегнул молнию.

— Зато коньяк ты нашел.

— Конечно…

Ярослав молча смотрел как Слава сдирает акцизную марку,жестяной колпачок, полиэтиленовую пробку, поморщившись, нюхает горлышко…

— Пойдет. Что, поехали?

Старушка, забравшаяся с ногами на полку, безучастнонаблюдала за ними.

— Ваше здоровье, бабушка, — сказал Визитер.

Ярослав принял от него бутылку, усмехнулся:

— Есть же стаканы, урод.

— Ничего, все свои. Давай, ты всегда верил в снятие стрессовалкоголем.

Коньяк был все-таки мерзким. Ультразвуковая возгонка дубовыхопилок… французского винодела хватил бы инфаркт, увидев, как готовят коньяк вАзии.

— Я думаю, мы уже не успеем спиться, — сказал Слава, сулыбкой наблюдая за ним. — Так что, давай…

— Как ты думаешь… — Ярослав перевел дыхания, возвращаябутылку, — кого выбьют первым?

— Вчера я называл мальчика и старика.

— А сегодня?

Визитер пожал плечами.

— Сегодня я не хочу думать, Ярик. Но одно могу сказать точно— прежде чем доберемся до Москвы, список сократится.

Владислава Самохина близкие друзья за глаза называли«следак». Он действительно когда-то служил в органах. Увольнение — увы, не пособственному желанию — его особо не огорчило. Жизнь предоставлялапредприимчивому, неглупому, пусть и немолодому уже человеку достаточновозможностей. Жизнь была хороша. Она состояла из лохов, не способных ниотстоять свои права, ни взять чужое, и приятелей — умеющих и то, и другое.

В уютной нише торговли недвижимостью фирма, совладельцемкоторой он был, занимала совсем небольшое место. Но — очень, очень теплое.

Отношения Владислава с его единственным начальником —Геннадием Морозовым — были скреплены многим. Не в последнюю очередь рядом удачныхопераций, когда завещавшие свои квартиры фирме престарелые москвичи умиралипосле пары месяцев обещанного «пенсиона». Своей смертью, конечно, умирали. Какможет быть иначе.

Здоровье старого человека — такая хрупкая вещь. Поройудивляешься, какие невинные причины могут вызвать летальный исход.

Жаль лишь, что последнее время старики предпочитали умиратьс голоду, но не подписывать никаких документов на свои несчастные квадратныеметры…